Воргул слушал, не перебивая и тихонько посмеиваясь. Казалось, ему доставляет огромное удовольствие беседовать с эмоциональной девицей и самому купаться в её внимании.

— Утомила я вас, дедушка?

— Нет, что ты! — подтверждая мои мысли, вскинулся Хьюго. — Мне было чрезвычайно интересно все, о чем ты мне поведала, как и твое общество.

— Вы решились? — осторожно спросила, боясь напугать своим напором.

— Ты же не отстанешь?

— Нет.

— У меня кот.

Кашлянула, сдерживая смех: это что, попытка сойти с поезда? Не получится!

— Возьмем с собой.

— Когда?..

— Нам надо сегодня вернуться до вечера, не хочу заставлять его сиятельство волноваться. В запасе часа четыре есть.

Дед задумался.

— Говоришь, лекарь у графа хороший?

— Очень. Большая умница!

— У меня, понимаешь ли, развился артроз коленей, и поясницу к ночи простреливает…

Я улыбнулась. Старики во всех мирах остаются стариками.

— Обещаю, поставим вас на ноги и рванем на Сейшелы… Или в Шудар. Вы покажете мне свою родину?

— Запрещенный прием используешь, девонька, — по-доброму усмехнулся воргул, покачав головой, — уговорила.

Три месяца спустя

Колокол маленькой часовни ударил тридцать четыре раза — ровно столько, сколько было его сиятельству графу Вилмору Морану на момент смерти. Такова традиция погребения ушедших за грань миров жителей Триберии.

Два одинаковых саркофага из белого камня стояли в фамильной усыпальнице настолько близко друг к другу, что невозможно было просунуть между ними ладонь. Графиня Элин Моран могла наконец обрести душевный покой — её муж вернулся к ней.

Все находившиеся в этот час на церемонии прощания с его сиятельством в скорбном молчании склонили головы, слушая надрывный звон печального глашатого, разносившего по округе весть, что ушел из жизни аристократ — отец, зять, путешественник, исследователь и просто замечательный человек. Траур опустился на поместье Бережины.

Решение перезахоронить погибшего в чужом мире милорда было принято всеми родными единодушно. Хьюго Вуд, бывший слуга его сиятельства, поведал печальную историю смерти своего господина от случайной пули во время криминальной разборки между враждующими наркокартелями в Акапулько.

Мексика… Солнечный полдень, маленькое уличное кафе, тысяча песо в кармане светлого пиджака. Два месяца путешествий по Южной Америке. Вилмор считал, что отвел беду в лице коллекционера от дома, от родных. Они собирались вечером вернуться на Планиду… Пора. Чужой мир надоел до оскомины. Но вмешался случай, обернувшийся жуткой трагедией.

Верный слуга надеялся… нет, запоздалое видение его уверило — тело хозяина вернется домой. Надо только найти того, кто сможет открыть путь при помощи артефакта. Подождать всего несколько лет ту, что станет следующей владелицей таурона. А пока…

Триста метров на северо-восток от Валье-дель-Рио, вдоль реки, название которой он даже не старался запомнить, полагаясь на собственную карту в голове, и потом еще пятьсот шагов на север… Там, у сухого дерева у подножия возвышенности, поросшей непроходимым кустарником, в яме на глубине полутора метров пара нанятых бродяг закопает его бесценный ящик, больше похожий на длинный сундук. Там он последний раз полюбуется на хитрый и жадный блеск глаз амиго, расплачиваясь с ними триберийским золотом, чтобы в следующую минуту… равнодушно закрыть им веки — так полагалось по традиции его и этого мира. Ему не нужны были свидетели.

Люди, отдав последний долг уважения графу Морану, тихо выходили из склепа, оглядываясь на старика в песочного цвета хламиде с капюшоном, преклонившего колени перед мраморным гробом. Уткнувшись лбом в холодную плиту, вытесанную из большого куска горной породы, он что-то быстро шептал речитативом, словно долгую молитву на одном дыхании. В шаге от него замер Рихард, не мигая глядел на плоскую, белую в серых прожилках крышку саркофага с выгравированным именем отца. Застывшее осунувшееся лицо пугало своей безжизненной маской.

Наконец старец закончил скорбный «плач» и тяжело поднялся на ноги.

— Прости меня, мой мальчик, — сказал тихо, повернувшись к молодому мужчине, — за то, что не сберег, за то, что не успел…

Граф прикрыл глаза и еле заметно кивнул на слова воргула.

— Спасибо, что все это время был там с ним, — произнес глухим голосом.

Я, не выдержав, беззвучно заплакала, задержавшись у самого выхода, не решаясь оставить дорогого мне человека в такой тяжелый момент. Шмыгнула носом.

Хьюго, мягко взяв меня под руку, потянул на улицу.

— Пойдем, милая. Сейчас его родители будут слушать только своего сына. Это их час.