— Бедная, бедная госпожа Кора! Бедные детки!

— Какой позор!

— Какой кошмар!

— А кого хотел убить?

— А демон его знает…

— …сидит в камере.

— …ждут прокурора.

— Сам Бэгшоу будет вести дело.

— О, тогда точно тюрьма лет на двадцать!

— …а я слышал, что он…

— …первая любовь баронессы.

— М-да… Признаться, господа, мне уже жалко толстяка.

Я мазала синяки от пальцев борова на шее Тельмы кремом на травах и сдерживала слезы.

— Вот надавил бы сильнее и… Сволочь. Чего ты стояла, ждала? Когда совсем придушит? Сразу кричать надо было!

— Не ворчи. Сама не ожидала, что этот гад таким резвым окажется.

— Хорошо еще, что рядом со столом сцепились да подсвечник под руку попался. — Всхлипнула, обняла «тетушку», уткнулась носом в её плечо. — Что бы я без тебя делала? Одна… В чужом мире…

— Тихо, тихо, голуба. Все обошлось.

— Как он тебя не узнал-то?

— Глаза я ему застила порошочком одним коварным. Только тс-с, никому. Запрещенный он. Узнают — следом за ним отправлюсь.

— Дурная красавка? — выпалила и покосилась на Перри в клетке, чистящего свои перышки. Сытый и довольный жако сегодня был подозрительно молчалив.

— Нет. Не спрашивай, не скажу, как называется. Знания эти тебе ни к чему — опасные они, — понизив голос, собеседница удостоила птицу таким же настороженным взглядом. Правильно: ему в первую очередь противопоказана такого рода информация.

— И как он действует?

— А так… Видит человек только то, что больше всего видеть хочет. Или подскажут, направят на нужный образ.

— Не поняла.

— Горст за тобой не сразу побежал. Его наш виконт по дороге перехватил, разговором увлек, а за беседой и выпили по бокалу. Порошок в вине растворяется быстро, даже осадка нет. Действовать начинает сразу, только от дозы эффект разный. Бургомистру указали на меня, а сказали, что это ты. Тот и пошел следом, как телок, в полной уверенности, что спешит за очаровательной незнакомкой.

— А потом морок развеялся раньше времени, и он понял, как злая ведьма его облапошила.

— Ну что ты, не сразу, — улыбнулась проказливо знахарка, — сначала он обниматься полез…

— Фу-у!

— Что «фу»? Для тебя такие сладкие да складные речи были заготовлены! Заслушалась!

— Когда успел?

— Наверняка дежурный список комплиментов для обольщения держал в голове.

— Чекисты, блин… Втихаря от меня всю операцию провели. Кору жалко.

— А что её жалеть? Она от такой обузы избавилась! Император подпишет прошение о разводе, и будет она себе жить припеваючи. А что до слухов… Так она сейчас в глазах горожан святая женщина, богами осчастливленная.

— У вас есть разводы?

— А как же, мы же не дикари какие.

— И церковь не против?.. Я имею в виду: служители веры не препятствуют расторжению брака?

— Вот слушаю тебя и бояться начинаю. Что улыбаешься? За речью своей следи! Ох, дай только добраться до поместья, будешь с утра до вечера у меня овладевать знаниями и правами, полагающимися подданной королевства Триберии.

— Ты знаешь, а я все живу надеждой, что получится вернуться домой, — сказала тихо, не смея поднять голову. Зажала в кулачке таурон. Холодный. Неживой.

Знахарка тяжело вздохнула.

— А как же его сиятельство? — спросила мягко и кивнула в сторону столика, на котором красовался маленький презент от милорда из сиреневых цветов, очень похожих на фрезии, только мельче. Красивых. Нежных. С тонким, чуть медовым ароматом.

— Что, так видно? — Отчаянно смутилась, вспомнив горничную, деловито вставлявшую букетик в вазу, и её слова: «От его сиятельства с пожеланием доброго утра госпоже Анне».

— Порой даже слышно, — рассмеялась Тельма, потешаясь над моей кислой физиономией. — Сердца у вас обоих сбиваются с ритма, стоит только рядом оказаться.

— Шутишь! Или…

Женщина нагнулась ко мне ближе и прошептала доверительно в самое ухо:

— Открою тебе один секрет: я мать, у которой есть дочь, и только потом я ведьма.

— К его сиятельству невеста скоро прибывает. Умница, красавица. У вас, как и везде в любых мирах, заключаются чаще выгодные, политические, династические браки. Ой, да о чем речь? — рассердилась за фантазии свои глупые. — Мне в первую очередь разобраться бы с оберегом да своим обликом, а уж потом мечтать о большой любви.

— Ну, кому-то облик твой совсем не помеха. Любят за душу. Любят вопреки.

— Предают тоже вопреки, — сникла, вспомнив, к чему привела маму вера в дружбу с господином Ширяевым. Пусть она меня сколь угодно убеждала, что это всего лишь приятельские отношения, но я-то видела, как она любила и полагала, что это чувство взаимно. Оказалось, что жестоко ошибались мы обе.