— Почему вы сами ему о нем не рассказали? — спросила тихо.

    Демаре покачал головой:

    — Потому что там нет ни слова правды, а то, что написано, может меня скомпрометировать.

    — Хотите сказать… Жизель пыталась вас подставить? Но для чего это ей?

    — Хочу сказать, что буду разбираться и выяснять, зачем моей жене понадобилось писать всю эту ересь. Теперь мне еще больше хочется найти Жизель. — Он кивнул мне на прощание и проговорил: — Всего доброго, мирэль Тонэ.

    Протянул пакет, о котором я успела забыть, и в тот самый момент перстень на пальце Демаре вспыхнул. Я чуть не отпрыгнула назад с криком, когда над украшением показалась полупрозрачная голова Жужжена. Магическая голограмма подрагивала, то становясь четче, то расплываясь. Звуковая трансляция тоже оставляла желать лучшего — в голосе дворецкого слышалось какое-то потрескивание, съедавшее половину звуков.

    Но самое главное мы услышали:

    — Мируар Демаре! У мирэль Кристин… трр… трр… снова приступ! Ее повезли в больницу!

    Лицо Алмазного короля словно окаменело. Он сдавил украшение, и голограмма втянулась в перстень, а мы бросились к машине.

    — Ирочка, ну улыбнись нам. Мы так соскучились по твоим улыбкам. Игорь Семенович говорит, что силы к тебе возвращаются очень быстро и что уже завтра-послезавтра мы сможем забрать тебя домой. Теперь все будет замечательно, солнышко ты наше! Ты даже представить себе не можешь, как мы счастливы!

    Последние несколько минут Селани боролась с желанием швырнуть в эту вымогательницу улыбок подушкой, стукнуть ее журналом или (что было бы еще более приятно) сунуть ей в рот горький оранжевый фрукт: не то апельсон, не то аросин. Чтобы наконец заткнулась и перестала вытрясать из нее всю душу своей болтовней.

    — Мам, а принеси мне чего-нибудь попить, — честно пытаясь растянуть губы в улыбке, а заодно стереть из мыслей заманчивую картину «Ирина мама с аросином», попросила Селани.

    — Да, конечно, родная. — В очередной раз сжав руку «дочери», Ольга Семеновна поднялась. — Хочешь чаю или, может, сока?

    — Второе, — неуверенно отозвалась мирэль Тонэ.

    Проводила женщину хмурым взглядом и переключилась на невысокого лысеющего мужчину в клетчатом пиджаке.

    «А папашка остался», — досадливо поморщилась Селани, вслух проговорив:

    — Вам не обязательно все время находиться здесь.

    — Ну как же мы тебя оставим, Ирочка, — занимая освободившееся место на больничной кровати, сказал Ирин отец.

    Той самой Иры, с которой Селани теперь имела несчастье познакомиться еще ближе. Мало того что перенеслась хмарь знает куда, так еще и оказалась в теле этой пероножки!

    Селани чуть удар не хватил, когда вместо любимого отражения или на крайний случай сносной физиономии Десмонда в зеркале больничного туалета она увидела совершенно незнакомую девушку. Невысокую, тощую, какую-то изможденную. Под глазами круги, вся бледная, в области груди ни намека на грудь, щеки впалые, а волосы тусклые.

    В общем, жуть жуткая.

    Такую проще прибить, чем попытаться придать ей приличный вид.

    И угораздило же так вляпаться… И как будет выбираться из всего этого… дурно пахнущего Селани не представляла.

    — Совсем ничего не помнишь? Что тогда случилось? Говорят, к тебе приезжала Лиля, — снова хмурился заботливый родитель.

    Селани понятия не имела, кто такая эта Лиля и что и когда могло случиться. Да это ее и не интересовало. Куда больше мирэль Тонэ беспокоила перспектива оказаться в одном доме с мамашей-наседкой и папашей-следопытом. За минувшие несколько часов он так ее достал своими вопросами, что она уже всерьез подумывала о том, чтобы ночью сбежать из этого дурдома.

    Куда угодно.

    — Не помню, не знаю, не представляю, — раздраженно отозвалась Селани.

    Мужчина разочарованно вздохнул:

    — Ничего, врач говорит, это нормально. Частичная потеря памяти, к сожалению, возможна в твоей ситуации, но со временем все восстановится и станет как раньше.

    Селани вздрогнула, когда дверь в палату распахнулась. Она уже приготовилась к очередной порции словесного недержания и излияния материнской любви, но вместо Ольги Какой-то-там в палату вошел

высокий светловолосый мужчина с огромным букетом цветов.

    «Ничего себе отхватила!» — бывшая актриса мысленно присвистнула.

    Она помнила, как Ира говорила, что в родном мире у нее остался жених, но Селани и подумать не могла, что это будет ТАКОЙ жених. У нее сердце из груди едва не выпрыгнуло, когда Михаил склонился к ней и прижался губами к ее руке.

    — Ириш, — проговорил низким глубоким голосом, от которого каждый волосок на теле как будто ожил. — Прости меня идиота. Я не должен был улетать, не должен был тебя оставлять.

    — Ничего, Миш, мы примчались сразу, как нам позвонили, и все время были с ней.