Зеркало показывало ему молодого парня (выглядел он несколько моложе своих лет) с бледным, словно мёртвым, лицом и усталыми серо-голубыми глазами, в которых без труда можно было увидеть то, что он часто сидит на игле. От своего неприглядного вида Форту стало противно. Ему не перед кем было красоваться, но он стыдился за то, что опустился до такого. Ему было стыдно перед собой и, в большей степени, перед Дэйвом.

Форт резко поднялся с кресла и быстро стянул с себя футболку, повинуясь порыву. И снова устремил взгляд в зеркало, которое теперь показывало не только лицо, но и всю его верхнюю часть тела.

Он скривил губы в кривой ухмылке, когда увидел, какая у него бледная, нездорового вида, кожа. И вспомнил, как около десяти лет назад всё лето пробыл на побережье Джорджии, работая курьером. Ему приходилось гоняться из одной точки города в другую по сто раз на дню, и от постоянного нахождения под южным солнцем, он был чуть ли не негр.

Сейчас у него торчали рёбра так, словно он не ел несколько дней кряду, и до этого особо не был балован едой. И память подкинула ему эпизод из детства, когда тётка Сара после долгой разлуки навестила их и при виде Форта воскликнула, обращаясь к сестре: «господи, Софи, чувствую, со временем у тебя Форт превратится в большо-ой пончик».

Руки у него теперь были, как плети. Форт мог бы для интереса попробовать напрячь бицепсы, но не хотелось себя смешить. Он только осмотрел их с непроходящей с лица кислой ухмылкой, вспоминая чаяния своего отца и то, что когда-то он занимался боксом. Теперь это казалось забавным, и ему даже самому было сложно поверить, что когда-то он выглядел по-другому.

И это только внешний вид. Со внутренностями было гораздо хуже: за те двенадцать лет, что он употребляет, он заработал себе хронические кашель и насморк, обострение которых происходили каждый раз после принятия синтетических веществ; посадил печень, и в последнее время всё чаще испытывал резкие боли, от которых буквально валился с ног; страдал плохой памятью да и в целом растерял большую часть своих мозговых извилин. И это уже не говоря о всё чаще проявляющейся психической неуравновешенности и неспособности в некоторых случаях держать себя в руках.

Отвернувшись, Форт натянул обратно на себя футболку и решил спуститься вниз. Настроение было для болтологии, да и Лекси наверняка скучает там одна.

Лекси... В который раз он поразился тому, что она до сих пор не догадалась. Ведь его внешность так красноречиво говорила о том, кем он является! Когда он встретил её впервые, она могла просто не успеть разглядеть его, как следует, да и тогда, как теперь он понимал, у неё были проблемы поважнее. И потом, когда он столкнулся с ней ночью на улице, — до того ли ей было, чтобы замечать особенности его внешнего вида? И уже после — новая обстановка, так и нерешенные проблемы... К тому же, не так часто они с ней виделись. Он старался по возможности уходить наверх, чтобы не пересекаться с ней лишний раз. Хотя он признавал про себя, что рано или поздно Лекси всё узнает и бессмысленно скрываться, он продолжал это делать.

Но иногда у него, как сейчас, случалось такое, что он просто не мог сидеть на месте, не мог молчать, не мог оставаться наедине со своими мыслями, которые редко когда были позитивного характера. А Лекси — она вся светилась, и в её присутствии ему было легче. В её присутствии он, бывало, даже забывал о том, какая у него жизнь, и чувствовал себя так, будто ему только-только двадцать лет, и ещё всё можно изменить — лишь захотеть...

Невесело усмехнувшись, Форт вышел из комнаты. После тех мрачных мыслей, что его обступили со всех сторон в последний час, ему просто необходимо поговорить с Лекси, которая сможет улучшить его самочувствие. Прямо как лекарство.

Проходя мимо комнаты Дэйва, он не удержался и заглянул внутрь. Хотел заглянуть только, если быть точнее, но не удержался и переступил порог, закрывая за собой дверь. Детская теперь пустовала и выглядела соответственно. Здесь не было его сына, а Форт и не помнил, когда в последний раз находился здесь в отсутствии Дэйва. И теперь у него появилось странное, терзающее изнутри чувство, которое заставляло сердце биться заметно быстрее и причину которого он не мог понять.

Теперь здесь не было Дэйва, и ему не стоило задерживаться в этой комнате, чтобы не травить душу в который раз непроходящим чувством вины. Самым противным для Форта было то, что он, понимая всё своё отвратительное как отца поведение, тем не менее не шевельнул даже пальцем для того, чтобы измениться. Он понимал, что должен измениться, думал об этом очень много, но дальше дум не заходило. Два раза он пытался бросить, но ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. И во второй раз ему было гораздо сложнее справляться с мучительной ломкой. При мысли, что придётся пережить это всё ещё раз и догадываясь, что будет намного труднее, чем в первые два раза, Форт трусил. Не мог перешагнуть через себя и продолжал жить, как раньше.