* * *

Вопреки опасениям из детства, комфортабельная электричка с кондиционером домчала меня до нужной станции меньше чем за час. Закинув рюкзак на плечи, я поправила солнцезащитные очки, удерживающие растрепанные волосы на манер обруча, и, шаркая пляжными шлепанцами по мелкой гальке общественной дороги, направилась в сторону садоводства. Солнышко светило, птички пели, дети кричали, а мамаши огрызались, обещая несносным отпрыскам всыпать по первое число, если ошалевшие не заткнутся и не перестанут дергать за хвостики более мелких сестричек.

Все это я отмечала осколками сознания. Ведь за последние месяцы научилась присутствовать в реальном мире, внутренне пребывая в кромешной серой мгле. Не было часа, чтобы я не вспоминала об Адаре. Не было дня, чтобы я не жалела об эмоциональном поступке. Я загружала себя заботами в университете, чтобы как можно меньше времени оставалось на раздумья. И вот сейчас, сбивая пыль с дороги, я понимала, что еще несколько метров, и окажусь в объятиях подруги, но это не вернет мне красок реального мира. Моя душа, мое сердце, да и сама я остались там, в мире, о котором даже не расскажешь. Не поверят! А если буду настаивать, то позвонят маме или упекут в дом для душевнобольных. И ведь будут в своем праве.

Настя в легком цветастом сарафане стояла, опираясь на калитку, и призывно махала рукой. Всхлипнув, дабы сдержать непрошеные слезы, я поспешила к подруге. Обнявшись, мы направились в дом, где сердобольная Настина бабушка уже собрала все к обеду. Окрошка, квас и горячий хлеб. А еще свежие огурцы, которые чудом вырастали в парнике, и целый пучок ароматной зелени.

Подруга попеняла, что год назад я исчезла, даже толком не попрощавшись, и что якобы задолжала отвальную.

— Ха, — улыбнулась я, — уже даже с привальной опоздала. Я же с мая дома.

— Вот именно! — наставительно выдала Настя. — Значит, надо организовать.

— Замуж вас надо организовать, — наставительно откомментировала бабушка и скрылась в комнате за печкой.

Настя по привычке показала закрытой двери язык и отправилась мыть грязную после обеда посуду. Проводив блондинку взглядом, устало поднялась и вышла во двор. Отброшенные было мысли опять накатили волной, норовя затопить очередным отчаяньем.

— Марго, чего такая хмурая? — спросила подруга, присаживаясь на скамью рядом со мной. — Солнышко светит, погода прекрасная, до озера рукой подать. Купаться?

— Не-а, — покачала головой, ощущая странный озноб, как будто кто-то кусочком льда раз за разом проводил по позвонкам.

— Маргош!

— Не называй меня так! — взвилась я, а увидев ошеломленный взгляд подруги, смутилась. — Прости.

— Марго, я знаю тебя всю свою жизнь, — начала блондинка, хватая за руку и заставляя смотреть на нее. — Кто он?

— Кто он? — эхом повторила я, все же переводя взгляд на огромный куст белоснежных садовых ромашек.

— Мужчина, что сделал из моей подруги тень. Я просто хочу знать, кто этот подлец?! — не на шутку разошлась Анастасия.

Резко зажмурившись, я покачала головой, затем все же выдернула руку из захвата подруги и встала. Отойдя на пару шагов от скамейки, обвела задумчивым взором пространство.

Небольшой деревянный дом. Его нельзя было назвать двухэтажным, так как встать в полный рост на втором этаже невозможно. Так, не более чем благоустроенный чердак, где мы с детства любили спать по ночам. Участок был неровный, а потому если с одной стороны фундамента дома было практически не видно, казалось, что земля и трава наросли на него, то с другой хорошо угадывались сваи, за что усадьбу подруги за глаза называли избушкой Бабы-яги. С северной стороны дома высились мачтовые сосны, с восточной был заброшенный участок, на котором за пятьдесят лет так и не удосужились что-то построить. С запада находился дом, который когда-то принадлежал нашей семье, а теперь два участка разделял трехметровый забор, а с юга тянулась пыльная проселочная дорога, которая упиралась как раз в ворота участка моей подружки. Метрах в трехстах вглубь соснового леса проглядывалось озеро. Достаточно широкое, чтобы не тешить себя надеждой, что можно переплыть, достаточно глубокое, да еще изобилующее подводными ключами, чтобы не нырять, не проверив воду, но всегда привлекающее молодые бедовые головы, чтобы в ночь на Ивана Купалу устраивать бесшабашные игрища на берегу. В километре от озера одним частным предпринимателем около десяти лет назад была построена туристическая база. Номеров немного, но шум по выходным молодежь создавала. Сейчас же ветер доносил лишь слабые отголоски какой-то новомодной заунывной песни.

— Марго, кем бы он ни был — забудь! — не унималась подруга. — Ни один мужик не стоит таких страданий.

— Не могу, — пожаловалась я. — Люблю гада!

— А если любишь, то почему не с ним?

— Дура потому что! — выпалила я, жалея, что поддалась на уговоры и приехала к Насте.

— А вот это прямо диагноз! — рассмеялась Анастасия, поднимаясь со скамьи. — Знаешь, что говорят психотерапевты?

— Что у вас шизофрения, но мы это вылечим? — предположила я.

— Что клин клином вышибают! — наставительно выдала подруга. — Собирайся, вечером на базе будет вечеринка. Костры жечь будут и венки в озеро кидать. Пойдем твоего суженого искать.

— А может, не надо? — вяло сопротивлялась я.

— Надо, Маргоша, надо!