– Пухленькая! ― взъярилась я, выхватывая свою рубашку из-под жаб и ныряя в нее, ― я покажу тебе пухленькая! И вам, склизкие французские деликатесы! На лапки под соусом пущу!

Я обратила весь свой гнев на толстеньких не затыкающихся жаб, что надували мешки-щеки при каждом громком кваке. С замаха я пыталась пнуть каждую посильнее, и их счастье, что промахивалась. Однако не долго.

– Зажарю на медленном огне, ― тихо прошипела и в моей руке как по команде загорелся огонь.

Вот тогда земноводные всерьез сдрейфили и рванули назад в ванную. Хорошее ускорение им придавали мои сгустки пламени, что слетали с пальцев по моему желанию вдогонку бегущим. Когда истошно квакающий затор в канализации сосредоточился в ванной, я успокоилась и вернулась в комнату.

Ну что сказать, спальня была похожа на коптильню. Везде черные пятна от огня, пол кое-где прожжен насквозь, а от кровати осталось пепелище. И только Тим стоял чистенький, в пене в углу комнаты за шкафом, и неуверенно переминался с ноги на ногу. В руке у босса был обожженный клочок одеяла, которым он прикрывал самое дорогое.

Я тяжело вздохнула и ушла в ванную. Поплакать. Лягушачий засор при виде меня истошно завизжал и решил удвоить шансы на побег, сиганув и в унитаз. Таким образом, уже через пять минут жабий след смыло одним моим нажатием на бочек.

– Черт. Ведь столько держалась, ― всхлипнула, и утерла нос рукавом рубашки.

Дверь в ванную я закрыла, не желая, чтобы босс разыгрывал благородного и ринулся меня утешать, хоть и была уверена, что он ко мне еще сутки не подойдет ближе, чем на расстояние броска пламени. А еще больше я не хотела расспросов. Мало кто знает, что в подростковом возрасте у меня были проблемы с гневом, и я лечилась у психиатра. Да-да, доктор психологических наук не умеет управлять собственными эмоциями. Смешно, если бы не было так грустно.

Пустота. Она всегда приходит на смену выплеснутой агрессии. Будто кроме нее в моей душе больше ничего нет. Ничего хорошего.

Когда мне было тринадцать, воспитатель в детдоме начала замечать за мной частые вспышки гнева. Пока все ограничивалось ругательствами и ссорами с другими подростками, это ее не волновало. Но когда в одну из ссор я избила мальчишку, который дразнился, она забила тревогу. Так я попала к психиатру с диагнозом «Неконтролируемые приступы агрессии». Мне не хотели помогать. Меня хотели заклеймить, как выбраковку, которой, по сути, я и являлась в глазах общества.

В четырнадцать я нашла место, где могла выплескивать накопившийся гнев: ринг боев без правил. Психиатр тогда почти отстал от меня, поставив печать с надписью «Здоров» в моей истории болезни, ведь больше приступы не повторялись. Однако не всегда мне везло выплеснуть злобу на противника. Иногда грушей для битья становилась я. Именно в день, когда я загремела в больницу с рассеченной бровью и жуткой гематомой на боку, заветная печать помахала мне ручкой. Теперь в моем деле стояла пометка о хроническом статусе психической болезни. Меня пытались лечить, однако дело становилось все хуже и хуже. Никто не искал причин, никто не обнимал меня. Лишь нескончаемый поток обвинений и криков «Ты соображаешь, что творишь?», «Ты хочешь загреметь в тюрьму?», «Ты хочешь, чтобы из-за тебя меня лишили премии?», «Ты жестокая девчонка, как тебе не совестно?» и все в том же духе. Воспитатели обнимали очередную побитую мною мразь, а я спала на драном матрасе под лестницей с котом, которому эта тварь перебила камнем лапу. Тогда я не понимала, что тот, кто бьет, априори неправ. Но что я могла сделать, если слов моих никто не слышал. Однажды чуть не дошло до того, что я избила доктора, но меня вовремя остановили. Он сказал, что моя агрессия, это плохие гены родителей. До сих пор жалею, что вогнала ручку только ему в руку, а не в глаз.

Вообще, после этого случая светила мне психбольничка и палата с мягкими стенами, если бы не Мария Петровна и ее ангельское терпение. Очередные травмы, очередная больница, но не психдеспансер, за что я была искренне благодарна своему тренеру. Когда я поправилась, она отвела меня к профессионалу, что не просто следил за моей болезнью и пихал в глотку успокоительные, а разобрался в моем конкретном случае. Я была зла на весь мир за то, что он отнял у меня родителей, и эту агрессию я спускала на ближних и тех, кто попадался под руку. Девочка я была сильная, так что поразбивала кучу носов в детдоме. Неудивительно, что меня там не любили.