Спустя несколько минут я узнала, что таки да, все эти тетки явились по мою душу и яблоки. Отказываться и всех отсылать было глупо. Да и чревато! Тем более среди женщин я заметила сильно посвежевшую и улыбающуюся Марику. Пиарщица рыжемирная!

Пришлось высылать парламентером Мэя, а самой не без помощи Шарада перетаскивать в кабинет и прятать под стол пару ящиков с внезапно популярными плодами. Занимаясь обустройством рабочего места, я по наитию заглянула в зал потерянных вещей и сгребла с полок пару горстей всевозможных безделушек, еще заранее не зная, что буду с ними делать.

Наконец я переоделась, тщательно припудрила лицо и поставила на плиту самый большой из имевшихся в наличии чайников. Мне сегодня понадобится много, очень много чаю, чтобы не сойти с ума!

А дальше начался прием. Женщины шли нескончаемым потоком. Мне приходилось выслушивать историю каждой, сочувственно кивать, а после того как горожанка допивала предложенный чай, долго и красочно желать. Желать много, многословно, от души. И выдавать каждой страждущей яблоко, а кому-то — еще и какую-нибудь висюльку, наговаривая на нее что-то отдельное.

Каждая посетительница приходила ко мне со своей историей, и я не могла просто выдать ей яблоко со стандартным набором «доброты». Парни, таская ящики, шипели мне, что я слишком усердствую, но к моменту, когда яблоки сменились персиками, мы стали обладателями весьма неожиданной репутации в Рыжем мире и вполне приличной суммы денег по меркам этого же мира.

На персики подтянулись новые желающие, но сил у меня хватило лишь на пять горестных повестей, а дальше я самоустранилась, умоляя Мэя разогнать дам по домам с просьбой приходить на следующий день.

Опасность быть придавленной банками с яблочным повидлом отступила, но теперь, себе на беду, я внезапно стала какой-то местной доброй феей!

— Пора отлавливать мышей, сажать тыквы и закупать хрустальную обувь, — прохрипела я, стоя над раковиной в кухне и жадно вливая в себя воду из большущей кружки. — Где моя волшебная палочка?

— Так… И вот эту, и эту, — бормотала я себе под нос, медленно двигаясь вдоль книжных полок и снимая с них приглянувшиеся томики. — И вот здесь что-то наверняка попадется.

Когда в руках набралось порядка десяти книг, я перетащила их в кабинет и стопочкой пристроила на стол к другим книгам. Осмотрела эти горы работы и звучно крикнула:

— Вася! К ноге!

— Тьфу на тебя, — появляясь на пороге через несколько секунд, изрек кроль. — Что на этот раз? Только в доме тишина и покой установились, как тебе опять на попе ровно не сидится. Где тот пропеллер, что в тебя при рождении вставили? Дай я его выковыряю.

Я хмыкнула, разглядывая зубастого ушастика, с видом мученика прыгающего к столу, и заметила:

— Ты не ворчи. Ты моей милостью разговариваешь, прыгаешь и по утрам глодаешь ножку кровати. Будешь бузить — превращу обратно в игрушку!

— Превращай! — тут же воскликнул кроль. — Скорее! Мне никаким боком не сдалась такая жизнь!

Я фыркнула, точно зная, что на самом деле Вася вовсе так не думает.

— Сначала тетки всякие шляются, коробки по всему дому… Ни минуты покоя!

— Не бузи, — подхватив пушистика за длинные уши и посадив на стол, сказала я.

На самом деле я могла понять ворчание Васи. Сама уже замаялась от тех перемен, что свалились на наш маленький дом в последние несколько недель.

После того как несколько дней подряд я раздавала благости жительницам Рыжего мира, возникла необходимость в табличке на двери. Теперь под надписью по меди «Дом ведьмы» красовалась продолговатая деревяшка, где я указала приемные дни и часы, а также предупредила о том, что волшебные фрукты временно закончились.

С деревяшкой пришлось повозиться, убеждая ее, чтобы надписи были понятны всем обитателям семи миров.

Теперь беспокоить меня позволялось только с полудня и до четырех дня и только в будни. Нововведение не прекратило поток страждущих радостей в любое время суток, но позволило мне без зазрения совести игнорировать стук в дверь вне положенного времени. А после небольших просьб и убеждений дверь и стены стали избирательно проницаемы для внешних звуков — теперь до и после приемных часов мы могли услышать только тех, кто приходил по реально серьезному делу.

За несколько недель общения с горожанами я не только познала дзен, выслушивая многочисленные истории, но и научилась отказывать без душевных терзаний, когда понимала, что не смогу помочь, или если видела, что мне откровенно врут.

Общение с людьми выматывало настолько, что я почти валилась с ног по вечерам. Падать при этом я старалась на руки Шараду. Он без возмущения ловил и куда-нибудь нес: или откармливать бедную и несчастную меня, если время было не позднее, или наверх в кроватку, если близилась ночь. Всякий раз я корила себя за эти глупые выходки, но неизменно прикидывалась слабенькой девушкой, которую нужно холить и лелеять.