Как мы оказалась в эльфийском гостевом домике, я почти не помню. Проснувшись и почувствовав Тера рядом, я опять убедилась, что моя жизнь, наконец, изменилась к лучшему, и я счастлива, как никто другой и никогда ранее.

Тервишесс лежал на спине, и мои красные крылья, лежащие поверх его черных, резко контрастировали: тьма и пламя – восхитительное сочетание. Я с удовольствием снова заскользила рукой по его молочной коже, умилялась и вдыхала его аромат, а потом, не удержавшись от соблазна, потерлась об него, чтобы как можно больше его запаха осталось на моей коже. Наверное, во мне было столько любви, что мы купались в ней.

Я взяла огромную руку Тера с жуткими, смертельно опасными когтями, и, положив голову ему на плечо, прижалась к ней губами. Целовала каждый палец, каждую подушечку, зарылась в ладонь лицом, наслаждаясь ее мягкостью и теплом. А потом накрыла ее своей, молясь про себя, чтобы каждое утро начиналось именно так. Рядом с ним и после ночи неземной любви.

Неожиданно по моим щекам потекли слезы, а все потому, что опять испугалась, ведь мои мечты редко сбывались. Его рука напряглась, моя голова съехала вниз – Тер тревожно склонился надо мной, пристально глядя в мое мокрое от слез лицо. В его голосе звучало неприкрытое беспокойство:

– Почему ты плачешь, Огонек?

– Потому что боюсь! Боюсь, что ты снова будешь смотреть на меня холодным взглядом. Боюсь, что эта ночь и это утро никогда не повторятся!

Тервишесс нахмурился, в его глазах мелькнуло удивление и неуверенность. Потом он прошелестел странно хриплым голосом:

– Юлия! Малышка моя! Понимаешь… Представитель моего рода… Нас всех прокляли из-за моего деда. Его несдержанность в отношениях, развлечениях и желаниях привела к разрушительным для дрийя последствиям. Отец сгорел, пытаясь спасти свой народ, а мать, наверное, последняя из дрийя, кто способен был любить, ушла вслед за любимым мужем. Мой народ на грани вымирания, и я в ответе за него. Жизнь научила меня ответственности, умению контролировать себя, свои эмоции и желания. Это очень важно для правителя. Прости меня, если причинил тебе боль. Мне иногда кажется, что я слишком многое уничтожил в себе, забыл, задвинул. Но ты вытаскиваешь из меня наружу столько забытого, нового и незнакомого, что боюсь, сама скоро пожалеешь. Я могу быть слишком большим собственником и отобрать у тебя свободу!

Последнюю фразу он сказал с каким-то угрожающим рыком и снова страстно посмотрел на меня.

А я наоборот успокоилась и обрадовалась, узнав, что из-за меня он меняется. Ласково коснулась его лица, любимого, обожаемого клыкастого лица. Любовь слепа – это точно, ведь я не вижу его недостатков. Потому что для меня он – одно сплошное достоинство.

– Согласна, Тер, согласна, если ты всегда будешь рядом! Я буду рада вытащить из тебя что-то хорошее! – Смущенно улыбнувшись, зарылась лицом у него на груди, обвив его руками и хвостом.

Он мягко, расслабленно рассмеялся – и резко затих. Нежно разжал мои руки и приподнялся, прикрыв меня одеялом.

Раздался короткий стук, а затем в комнату вошел Шервисс, чтоб ему икалось весь следующий век, и объявил:

– Отряд готов к отлету, ждем только вас.

Тервишесс коротко кивнул. Шервисс отступил в сторону, пропуская двух знакомых девушек-эльфиек с корзинами. Красавицы быстро накрыли на стол и ушли, бросив на меня любопытный и даже, как показалось, одобрительно-теплый взгляд.

Шервисс вышел за ними, а мы с Тером сели завтракать. Но прежде я под его горячим, прямым взглядом оделась и умылась в лохани. При этом помянула оставленные на поляне рубаху и штаны. Да черт с ними, какими-то тряпками. В конце концов, это ерундовая, если так можно выразиться, плата за нашу первую ночь любви. Да я готова заплатить чем угодно!

Глава 12

Мы снова летели, только теперь я, кажется, не тяжело размахивала крыльями, а порхала радостной, беззаботной бабочкой. Три ночи подряд были похожи на ту волшебную и даже казались лучше. Тер, уединившись со мной, заставлял гореть в огне любви мое сердце и тело, и я щедро возвращала ему все, что чувствовала в его объятиях. Но утром он снова вел себя сдержанно и немного отстраненно, как будто надевал бесстрастную маску, но я ждала и надеялась, что придет время, и он научится меня любить, а не только желать. Надо только верить и любить самой.

Другие дрийя постоянно наблюдали за нами, иногда раздражая меня до зубовного скрежета. Причем любопытствовали совершенно откровенно, без зазрения совести – этакие малые дети с клычищами и когтями. Однако стоило Теру сплести наши хвосты, успокаивая и делясь таким образом теплом, день снова расцветал яркими красками и радовал светом двух звезд. Я все время крутилась возле любимого, стараясь как можно чаще к нему прикасаться. А что об этом думали другие, меня не волновало.