— Не пугай! — шикнул на него Радомир. — Ты входить будешь? — кивнул на нежить. Стас покачал головой, ткнул на косую скамью у дома. — И то ладно, в оба смотри!

Стас кивнул.

— Вот дожил, — раздосадовано пожаловался глава Святозару. — И так душу тянет, а к тому же приходится с нежитью путь держать. А ведь сколько вот этими самыми руками закопал, руки — ноги отрывал да землей святой присыпал. А теперь что?.. Тьфу… А все ведьмы да жрецы…

Аглая бросила на него быстрый хмурый взгляд, Радомир прикусил язык.

Девушка вошла в хату. Было понятно, что люди уезжали, забирая только необходимое. Дорожки, скатерть на столе, даже рушник у рукомойника, покрытый пылью. На божнице иконка, от пыли не разглядеть образ. Пустая лампадка. В затянутое паутиной окно видно опускающийся за вершины деревьев солнечный диск. Времени до ночи час, не более.

— Дров бы да воды…

Святозар кивнул.

— Будет. — И хлопнул по плечу Радомира.

Тот почесал затылок, оглядываясь, взгляд выцепил из угла ведро, он на ходу подхватил его и вышел вслед за Святозаром.

— Маятно? — подошел к Аглае Тихон.

— Тяжко, душу будто в тиски заковали. Продыхнуть не могу. — Она перевела взгляд на видимый в окно купол храма. — И страшно.

— Не бойся, девочка. — Тихон взобрался на стул и тоже уставился в окно. — Это с виду он хмурой.

— А внутри хороший? — горько усмехнулась Аглая.

Домовой вздохнул и сполз со стула.

Хлопнула дверь, вернулись Святозар и Радомир, один — с ведром воды, второй прошел по хате, высыпал дрова к печи.

Зашумела невесть откуда взятая метла, это домовой постарался. Хорь вытащил из — под лавки тряпку, чихнул и, макнув в таз с водой, начал вытирать пыль.

Когда солнце село, в избе горел огонь. Шипел закипевший чайник, булькала вода в котелке, куда Святозар горстью насыпал крупы.

— Жалко, маслица нет, знатна греча вышла бы.

Аглая сидела на лавке, откинувшись спиной на стену. В прикрытых глазах мелькали картины. То улыбающаяся Ника, там, далеко, в их мире, смеющаяся, с коротким ежиком черных волос, и тут же волосы отрастали, начинали виться по плечам, улыбка стиралась, глаза щурились озлобленно. Она криво усмехалась. Аглая вздрогнула, сгоняя дремоту. По хате плыл хороший запах гречки и тепла. Глаза сами собой закрывались. Тимир, обычно строгий, с язвительной усмешкой, держал ее за руку, заглядывал в глаза, и его лицо изменялось, он улыбался тепло и хорошо.

— Я буду защищать тебя, — шепнул и начал пропадать, расплываться в одно сплошное темное пятно.

— Тимир!

Пятно становилось больше и темнее, и уже ничего не было, только чернильная тьма, которая вытягивалась, обретала человеческую плоть. Аглая отшатнулась, увидев перед собой высокого человека в черном плаще. Жрец, Китар. За его спиной была видна огромная Обитель с высокой, уходящей в темное небо башней. Из окон башни лился яркий свет. Жрец протянул к Аглае руку. Она сдавленно вскрикнула и открыла глаза.

Тихон сидел у стола и вел тихий разговор с Радомиром. Тот хмурился. В отблесках печного огня на его лице расплывались красные пятна, глаза поблескивали. Святозар выхватил котелок из печи и водрузил на стол.

— А вот и готово!

Хорь уже растаскивал по столу вымытые им чаши. Святозар взял одну, шмякнул поварешку каши, дунул и сунул Тихону.

— Отнеси нашему мертвому другу, оголодал небось. Понимаю, что кашей нежить не накормить, однако… Чем можем…

Тихон сграбастал чашу и выскользнул за дверь. Через секунду послышался приглушенный смех, от которого у Аглаи мурашки пошли по коже, а Святозар громко икнул, перестав накладывать каши остальным, и уставился на дверь.

Тихон вернулся с пустой чашей, волоча что — то за собой. Выйдя в середину комнаты, бросил тушку зайца.

— Не голоден наш мертвый друг, он еще и о нас побеспокоился. Но за кашу сказал спасибо, давно не ел.

Святозар положил ложку в котелок, прошел, поднял тушку, покрутил в руках.

— Вон оно как, ну — у, значит, от голода не пропадем. Разделаю, к обеду будет знатная жареха. — Швырнул тушку в угол. — А сейчас все за кашу.

Аглая ела нехотя, вкуса совсем не чувствовала. Темный лик жреца стоял перед глазами и Обитель со светящейся башней. Далеко за окном раздался волчий вой. Святозар приподнял голову от тарелки.

— Тьфу ты, полоумные, совсем близко воют…

— Стая. На гоне, — поддакнул, метеля кашу, Радомир, выгреб остатки. Отставил чашу и с удовольствием облизал ложку, исподлобья посматривая на вяло ковыряющуюся в тарелке Аглаю. — Вы как хотите, а я спать. Завтра рано подымемся, успеть нужно до ночи обратно вернуться. — Демонстративно зевнул и, кинув ложку в пустую чашу, направился к скамье. Лег и уже через минуту засопел.

Святозар продолжал сидеть.