- Тогда где? - проговорила я, уже заранее зная, что ответ не придется мне по душе.

- У меня дома, - с кривоватой усмешкой сообщил Даниэль.

- Я не пойду к тебе домой, - мгновенно отозвалась я, чувствуя, как потеют ладони. Мне не нравилась сама мысль, что мы будем вместе в закрытом пространстве и не в академии.

- Хочешь ко мне? - встрял Ридж, а потом похлопал блондина по спине. - Или к Клайму?

- Ни к кому из вас троих. Мы не друзья, и извините, но я вам не доверяю, - не став юлить, призналась я.

- Тогда что ты предлагаешь? - с вызовом спросил Лефевр.

Я задумалась, рассматривая разные варианты. И пришла к неизбежному, но неприятному выводу: единственная альтернатива оказалась далеко не лучшим решением. Отказаться от игры я не могла - признаться, надоело постоянно твердить себе об этом. При этом не хотелось оказаться слепой в ночь игры, ничего не понимать и позволять управлять собой. Ну и деньги - куда без них? Будь неладна моя совесть, но я не могла принять монеты просто так.

- Приходите ко мне. Только днем. Можно завтра, - само сорвалось с языка.

Дом не защитил меня однажды, но теперь ситуация иная. Я заранее предупрежу миссис Ладин о приходе некроманта и его друзей и попрошу служанку заглядывать в гостиную почаще. Иного выхода нет, осторожничая, я ни к чему не приду. Остается лишь выбрать наименее опасный вариант. Ну и после нашего разговора троица приобрела для меня более человечный облик. Простые люди, если закрыть глаза на их враждебность…

- Это не совсем… - заговорил Клайм, но Лефевр перебил его:

- Для первого раза сойдет, чтобы укрепить доверие.

Мои брови взметнулись вверх. О каком доверии некромант говорит? Если мы вынуждены быть в одной команде, это вовсе не означает, что я буду относиться к нему иначе. Даниэль - враг, временно надевший личину союзника. Враг, пытающийся меня раскрыть, с которым ни на секунду нельзя забывать об осторожности.

- Ладно. Завтра к потерянной памяти, - весело произнес Ридж.

- Как ты меня назвал? Меня хоть кто-нибудь из вас будет звать по имени?! - Мои глаза опасно сощурились.

- Я могу, - неожиданно быстро предложил Клайм и уже спокойнее добавил: - Звать тебя по имени.

Раздражение растаяло, как снег под летним солнцем. Слова блондина приятно удивили, оставив после себя умиротворение.

Повисла тишина. Ридж хмурился. Некромант…

Мимолетное спокойствие сдуло шквальным ветром, как только наши взгляды сошлись.

- Ладно, если мы все решили, я домой. Пока, - пробормотала я, спеша ретироваться.

- До завтра! - воскликнул Ридж, заставив обернуться. Ловелас наигранно жизнерадостно махал ладонью. Некромант стоял неподвижно, как статуя, со сложенными на груди руками.

Я ускорила шаг. Хватит с меня на сегодня. Схожу домой, проверю санкровен и, возможно, вернусь в академию, покопаюсь в библиотеке. Из-за игры я потеряла много времени.

Больше не оглядываясь, я поспешила к лестнице, радуясь, что занятия давно закончились и коридоры оставались пустынны, за исключением нескольких девушек, спешащих по своим делам.

Лишь реальные люди имеют слабости и страхи,

а остальные - фальшивки.

Сумерки проникали в комнату предзакатными лучами уходящего солнца. Отделка этой половины дома не менялась уже больше века, краску обновляли, мебель реставрировали, а детали декора заменяли. Бордовый цвет стен сочетался с темным полом и обшитым деревом потолком, откуда свисала массивная люстра чашевидной формы, подвешенная на нетолстых цепях, слегка поскрипывавших в тишине. Как и свойственно старым строениям, этот дом словно дышал и за долгие годы обрел душу.

Некроманты относились к своим вещам бережно, особенно к тем, которыми пользовались их предки.

«Вещи - это история, а история - это мы», - любил повторять отец Даниэля, когда тот был маленьким. Подобных изречений было много, смысла большинства некромант тогда не понимал, но внимательно слушал, отпечатывая каждое из них в своей памяти. Даже теперь, как бы он ни пытался вытравить их из своей головы, они не желали уходить, вспыхивая вновь и вновь.

Слова отдавали наивностью и верой во что-то прекрасное, чем раздражали и вызывали тихую ярость. Некромант любил своего отца и поэтому винил. Винил за светлую улыбку, терпеливость, понимание и привязанность, ставшие причиной его смерти, которая лишь усилила, превратив почти в болезнь, желание парня контролировать людей, понимать и знать их тайны, выстраивать свою жизнь кирпичик за кирпичиком, предупреждая угрозы и сметая преграды. Это стремление стало его неотъемлемой частью, а умение видеть наперед совершенствовалось год за годом.