Я каждое слово Данталиона слушала, как откровение. Во-первых, он выдал Филиппу, что знает про Белый Ковен. Вряд ли раскрыл демоническую сущность, но рассказал очень много. Во-вторых, согласился на сделку с Аморет и Белиндой, раз уж заговорил о ритуалах. Придумал, как решить проблему с моей порченной Белой магией? Или захотел сознательно её доломать, чтобы ведьмы остались без заклинания? Кажется, именно так и собирался поступить до нашего разговора в моей спальне.

– Ковену не жаль мою дочь, – поджал губы Филипп. – Вам тоже, месье Делорне. Притворились кузеном, о любви говорили, кольцо принесли – все, ради того, чтобы помочь ведьмам? Сколько они вам заплатили? Так вы зарабатываете на жизнь? Это бесчестно. Девочка столько пережила… Она слишком молода для Книги Рода. Другой судьбы мы с Изабэль для неё хотели. Разве нельзя ничего сделать? И… Наконец. Согласится ли Туссэн на балаганное представление вместо свадьбы? А его родители? Вы же сами хотели жениться, почему передумали?

Отец выговаривал демону, а пол уходил из-под моих ног. Кабинет подернулся туманной дымкой, и гул стоял в ушах. Почему Филипп говорит о Туссэне? Как герцог мог передумать? Что происходит?

– Я вынужден уехать, – объяснял Данталион, чеканя каждое слово. – Очень далеко и надолго. Я не смогу быть мужем для Селесты. Бесчестно оставить её одну с разбитым сердцем. Мне действительно приглянулась ваша дочь. Я полюбил её, никогда вам не врал. Семью хотел. Обычную, мирскую. Задание расследовать смерть Изабэль отошло на второй план, так увлекся. Но заговорив о свадьбе, я пошел наперекор воле ведьм. В отместку они придумали изобретательную месть. Меня восстановили на военной службе. Я обязан вернуться на границу через три дня.

«Вернуться в Ад», – стучало у меня в ушах. Данталион завуалировал послание, но я поняла смысл. Не знаю, как ведьмы связались с Владыкой и передали герцогу приказ. Как Филипп вообще поверил в послание, добравшееся до Жана Аллара Делорне за одну ночь? Из столицы. Так быстро даже голуби не летают. Телефонов нет, интернета тоже. Бред, господи.

– Три дня? – обреченно и беспомощно спросила я.

Пролепетала, как в тот день, когда меня впервые бросил мерзавец в моем мире. Он сказал, что нужно расстаться, а я не могла поверить. Унижалась, просила прощения и висла у него на шее. «Не уходи, не бросай меня!» Пятнадцать лет было дуре. Сейчас двадцать и ничего не изменилось. Другой мир, новый мерзавец, а я все так же не верю, что об меня снова вытерли ноги.

А чего я ждала от высшего демона? Любви до гроба? Да, ждала. Вовремя остановилась. Наверное, спасибо ему можно сказать, что сейчас бросил, а не перед алтарем или после первой ночи. Заодно прихватив с собой заклинание. Ради него все было, да? Вчерашние признания, поцелуи, ласки. Боже, как я таяла в его руках, а он смеялся. Обхохатывался над молоденькой дурочкой. Урод. Сволочь, скотина!

– Три дня, – сухо повторил герцог. – Мне жаль, Стебелек.

Лучше бы промолчал. Ласковое прозвище пощечиной прозвучало. Он называл меня так наедине. «Хрупкая, трепетная». Лгал. Господи, он все время лгал. Никогда я для него ничего не значила! Просто маленькая ведьмочка, подвернувшаяся под договор.

– Убирайтесь сейчас! – закричала я. – Вам больше не рады в доме Дюбуа! Пакуйте вещи, берите повозку и катитесь к чертовой матери в Ад!

– Селеста, – попытался осадить Филипп, но так тихо, что я не услышала.

– Мне еще раз повторить? Проваливайте! Чтобы духу вашего здесь не было!

Голос сорвался и охрип, слова звенели эхом, а Данталион даже не поморщился. Бесконечно долго смотрел в глаза и не шевелился. Глыба льда, камень. Не любви, ни совести, ни души. Демон. Настоящий высший демон.

– Я уеду, когда посчитаю нужным, мадемуазель Дюбуа, – издевательски медленно ответил он. – Инквизиция будет ждать объяснений и доказательств вины Камиллы. Иначе вашу тетушку не арестуют. Я обязан завершить начатое.

– Вы обязаны сгореть в Аду! – сказала я чистую правду без метафор и преувеличений, но Филипп взвился:

– Селеста, прекрати! Не бросайся проклятиями, все очень серьезно. Месье помог нам. Прояви уважение и сохрани лицо, даже если тебе больно. Так, как положено благовоспитанной мадемуазель из хорошей семьи.

Подставь другую щеку и позволь сплясать на твоих костях, а то демон не насладился до конца. Хорошим воспитанием прикрывают слабость, я давно поняла. Не дождутся! Селеста Дюбуа могла сделать, как скажут, но Ольга Паустовская не хотела. Последнего урода в моем мире я чуть не избила за измену и герцогу достанется.

– Пошел вон! – заорала я уже сорванным голосом и вспыхнула силой Ада. Невидимым факелом, но ощутимым каждой клеточкой тела жаром. Воздух между нами задрожал маревом, мебель стучала ножками по полу и подпрыгивала. Со стола Филиппа посыпались свитки бумажным дождем, посуда, чернильница. Звон и грохот били по ушам.

– Убирайся! – захрипела я и ударила.