Ого. Последний козырь из рукава вынул? Ну, раз так, то нужно соглашаться. Я кое-как села и дернула цепь. От боли, холода и одиночества крыша ехала. То сарказм включался, то слезы текли, то мысли о самоубийстве в голову лезли. Если есть шанс спастись, то им нужно воспользоваться. Хотя бы выйти из каменного мешка на свободу и в последний раз пройтись по Брамену. Я устала лежать связанной. У меня болело все тело. Да и посмотреть на рожу Аморет хотелось. Когда она поймет, что драгоценное заклинание – обман. Ловкий трюк, позволяющий вытащить из Края усопших любую душу взамен той, что нужна. Это будет облом века.

– Хорошо, – сказала я отцу, – освободи меня. Я согласна на все условия ведьм.

– Умница, – счастливо прошептал Филипп и загремел замком по ту сторону двери.

Интересно. А если бы я отказалась, то он оставил бы меня здесь? Дожидаться казни? Ай, к черту! Какая разница?

Дверь заскрежетала ржавыми петлями. Темноту камеры луч света, как ножом, разрезал. Ломаная линия на полу росла и расширялась. Желтый свет лился из фонаря Филиппа, но у меня так резало глаза, что я через слезы могла разглядеть только силуэт отца. Представляю, что он увидел. Какую вонь почувствовал. У животных в хлеву хотя бы убирались. У меня в камере нет.

– Дочка, – тихо сказал отец, и черных силуэтов на желтом фоне стало два. – Оноре, скорее.

Наш кучер. Я не узнала его. Только взвыла, когда он попытался поднять меня. В онемевшие конечности хлынула кровь, рассыпавшись колкими и очень неприятными мурашками.

– Держитесь за меня, мадемуазель, – сказал Оноре, ключом открывая кандалы. – Я вынесу вас отсюда.

Я мешком повалилась на него, с трудом цепляясь за широкие плечи. Тяжелая от сырости юбка ударила холодом по ногам.

– Воды, – попросила я. – Очень пить хочется.

То, что мне оставляли в миске, как собаке, я давно вылакала. Иначе сдохла бы здесь.

– Сейчас, дочка, потерпи, – успокаивал Филипп, пока Оноре вытаскивал меня в коридор. – Вымоешься, переоденешься, поешь.

– Воды!

– Тише, тише.

Я не открывала глаз, пока меня несли по коридору. Мутило от слабости, и кружилась голова. Не случилось красивой сказки с принцем, примчавшимся спасать меня из заточения. А сколько раз я представляла, как демон пинком вышибает дверь, и я со слезами падаю к нему в объятия. «Прости меня, – шепчу и целую с благодарностью. – Прости меня, дуру». А он бы взял меня за руки и спросил «За что?» За то, что психанула и обиделась. За то, что почти променяла его на другого. «Что, ты, – сказал бы Данталион и поцеловал меня в лоб. – Свадьба же не состоялась. Все позади, забудь. Я люблю тебя».

И я тебя люблю. Но даже Брамен с его ведьмами, колдунами и магией – не сказка, а реальность. Если мужчина сказал: «Между нами все кончено», то он не вернется. Вычеркнет из своей жизни окончательно. Не напишет, не позвонит и, случайно столкнувшись на улице, пройдет мимо. Будто мы не знакомы. Будто между нами никогда ничего не было.

Можно до одурения фантазировать и мечтать, что случится нечто серьезное. Такое, что заставит его передумать. Что ты заболеешь, будешь лежать при смерти, тебе понадобиться помощь, и тогда он поймет, как сильно был не прав. Примчится к тебе со всех ног.

Ерунда. Не примчится. Меня на костре собрались жечь, и Данталион не пришел. Забил. Не вспомнил. И, словно мне было мало отчаянья и боли, я спросила:

– Папа.

– Что, родная?

– А где месье Делорне?

– Не знаю, дочка, – вздохнул Филипп. – Я больше его не видел.

Коридор инквизиторской тюрьмы уперся в тупик. Кучер тяжело спустил меня с плеча на пол, и отец бросился поддержать. Снова гремели ключи, скрипели ржавые петли, и дверь с натугой скребла полотном по камню. Разбухла от сырости, перекосило ее.

– Сюда, – позвал кто-то из глубины комнаты. – Заносите.

Свет, еще более яркий, чем от фонаря, ударил по глазам. Я долго не могла привыкнуть к нему. Чувствовала жар натопленного помещения, видела тени людей и очертания предметов. Обжитая комната. Много мебели.

– Оноре, останьтесь, – попросила женщина, и я все-таки узнала в ней Аморет. Где-то рядом должна быть Белинда.

– Зачем? – спросил Филипп.

– Я одна не справлюсь с Селестой.

Картинка обрела, наконец, четкость. Верховная ведьма, закутанная в шаль, стояла рядом с ванной, полной воды. Её кое-как втиснули в небольшую комнату, разогнав по углам табуретки, ящики и тюки. Кладовка, где хранили нехитрое тюремное имущество, и где жил кто-то из стражников. Я обвела ее взглядом и вернулась к ванне. Надеюсь, вода не холодная. Хотя уже наплевать.

– Я помогу ее раздеть, – ответил Филипп и потянулся к завязкам на моем платье.