— Я и не думала… — пролепетала я.

— Конечно, не думала. Ты играла в свои невинные девчонские игры… а я терпел. Только в начале чуть не сорвался, тогда на кухне. Но остановился, потому что захотел чего-то настоящего… того, что происходит между обычными людьми… об этом я ведь только слышал, но сам никогда не испытывал. Желание настоящего подобно стальному канату удерживало меня на краю. Мучило, но удерживало. Ты получила надо мною необъяснимую власть…

Пора, поняла я, набрала побольше воздуха и мрачно сказала:

— Объяснимую.

Кайлеан насторожился, взгляд его сделался внимательным.

— Я виновата перед тобой и должна просить прощения. Давно надо было рассказать, но я боялась.

— А теперь не боишься?

— И теперь побаиваюсь, — призналась я. — Но верю, что ты сильный. Сильный не обижает тех, кто слабее его.

Он усмехнулся:

— С некоторых пор не уверен, что ты слабее.

Я положила на стол руку, потянула за кончик красной нити и шепнула: «Ступай…». Нить помедлила, как бы давая мне время передумать, затем соскользнула с запястья. Как только контакт с кожей был прерван, часть пентаграммы перестала притворяться невинной шерстяной ниточкой. Она засветилась огненно и на стол улеглась в виде замысловатой руны.

Кайлеан уставился на огненный вензель.

— Вот твой стальной канат, — сказала я. — Это часть твоей пентаграммы. Возвращаю. Тебя мучила привязанность ко мне? Больше не будет. Всё закончилось.

Он перевёл взгляд на меня, в его зрачках тлели угли.

— Откуда это у тебя? — спросил он глухим голосом.

— Ты сам мне дал, когда я починила твою пентаграмму.

— Когда ты — что?..

Я вздохнула.

— Я умею чинить твою пентаграмму. Не знаю почему. Всегда умела, с первого дня знакомства. Ещё когда кошкой была. Своим выздоровлением ты действительно обязан мне. Но всё произошло не так, как кажется. Не само собой. Твоя пентаграмма оказалась разорванной в клочья, я несколько месяцев связывала обрывки в единое целое. Во сне.

Я рассказала ему про чёрную степь, про то, как ночами бродила босиком по её тёплой сухой земле, отыскивая красные нити среди ковыля…

— В ту ночь, когда всё было почти готово, я собиралась соединить последний обрывок с восстановленным узором, но в сон пришёл Чудовище, твоё второе «я», и не дал мне этого сделать. Последнюю нить он повязал мне на запястье. Пентаграмма всё равно заработала, но без одного фрагмента. На утро появился ты… очнувшийся, в чересчур здравом уме… словом, такой, какой есть. Теперь понимаешь? Замки в Башне принимали меня за свою — они видели часть твоей пентаграммы.

— Чудовище… то есть я… — он поправился с заметным усилием, видно было, что Кайлеану нелегко даётся отождествление с «рогатым недоумком». — Я как-то объяснил свои действия?

— Нет. Ты только сказал, что тебе — тебе нынешнему — эту нить отдавать нельзя ни в коем случае.

Он помолчал, потом усмехнулся:

— А ты всё-таки отдала… непослушная Данимира… Почему?

— Потому что я тоже хочу настоящего. Мне не нужна искусственная привязка. — Я облизала губы и с запинкой добавила: — Твоя тяга… и всё такое… из-за нити на моём запястье. Прости, что не отдала её раньше.

— Нить тут не причём, — резко сказал Кайлеан. — Ничего не изменилось.

Надо было проявить терпение, сказать, что стоит подождать результата, что прошло слишком мало времени… может быть, что-то надо было сделать с этой блудной нитью… провести какой-то ритуал воссоединения… но я вдруг с застывшей улыбкой сказала:

— Рудники и выход к морю остались?

Я увидела как сузились его глаза, а ноздри гневно раздулись.

— Ты поэтому мне отказала? — Его голос стал ещё холоднее.

— Кайлеан… пойми… у меня ведь нет королевства, что бы тебе там не казалось. Я не стану бороться с Илгалеей за власть. Насколько понимаю, мама заключила с сестрой что-то вроде договора отречения, и я не стану встревать в это дело. А ты — будущий король и никем другим быть не сможешь.

— Это единственная причина твоего отказа?

Я испугалась, что сейчас он снова решит, что через эту причину можно легко перешагнуть, и заговорила сумбурно: