Мать, выкрикнув «Лея, не смей!», опутала сестру магическими путами, но та успела метнуть своё смертоносное оружие. Однако оковы всё же сбили её прицел, и хрустальный меч вонзился в покатый валун в двух шагах от меня. Я запоздало шарахнулась, памятуя об опасности, Илгалея с безумной силой разорвала путы, из-под её пальцев вырвались три призрачные мантикоры, они уже летели ко мне в прыжке, размахивая скорпионьими хвостами, когда Кайлеан выкрикнул: «Возьми меч!»

«Нет!», — выкрикнули одновременно мать и отец, «Нет!» — крикнула Илгалея, «Меч!» — крикнул Кайлеан, и я, не раздумывая, схватилась за прозрачную рукоять и, легко выдернув меч из камня, взмахнула оружием перед собой.

Мантикоры, напоровшись на клинок, взвыли и исчезли. Наступила тишина, в которой я с изумлением разглядывала оружие, которое держала.

Илгалея опустилась на землю, закрыв лицо руками. Моя тётя выглядела как человек, потерявший волю к жизни.

Кайлеан был уже рядом, обнимая. Я тщательно отводила руку с мечом подальше от него, пока он не забрал у меня меч, воткнув его обратно в камень.

— Почему? — слабо вопросила я. — Что всё это значит?

Мой муж закопченной пятернёй откинул волосы со лба, оставив на коже грязные полосы, и устало сказал:

— Потому что я — коронованный король, а ты — со вчерашней ночи — моя законная жена. Ты королева, Данимира, и подобные артефакты теперь безусловно подвластны тебе и не могут причинить вреда.

Раздув ноздри, я произнесла с нотками зарождающегося гнева:

— О, мой царственный супруг, а позволено ли будет мне узнать, королевой какой страны я являюсь, или это не моего ума дело?

Кайлеан почему-то довольно засмеялся, снова стиснул меня в объятиях и жадно поцеловал, потом отпустил и заговорил:

— Признаться, вначале я всерьёз рассчитывал на Аннморию. Не фыркай, такое решение просто напрашивалось. Но довольно быстро стало ясно, что приобретя Аннморию, я потеряю тебя, и я понял, что надо идти другим путём. В юности я много странствовал, и однажды наткнулся на проход в другое измерение… наткнулся случайно, дуракам везёт… девственное, никем не занятое измерение, сокровище, о котором никто не подозревал… нетронутая земля, покрытая густыми лесами и чистыми реками… и при этом населённая весьма опасной фауной… Тогда я еле унёс ноги и отложил до лучших времён исследование новых территорий, но теперь понял, что настала пора разыграть эту карту. Прямо у портала был выстроен форт… деревянный пока… и в нём я короновался три дня назад.

Он закончил, поглядывая на меня выжидательно, но мысли смешались в моей голове от такой новости, и тогда Кайлеан добавил, заглядывая мне в глаза:

— Ты просила что-то придумать. Я придумал. Лёгкой наша жизнь не будет, о благах цивилизации на какое-то время придётся забыть… да что там говорить — за пределы форта ты сможешь выйти не скоро, каждый клочок земли придётся отвоёвывать с боем, и я поначалу буду не столько королём, сколько лесником… охотником… плотником… Но тебя ведь это не испугает?

— Ты так и не сказал, как зовётся наше королевство.

— Что, правда не сказал? — удивился Кайлеан. — Данимирия, разумеется.

Первым уроженцем Данимирии стал Николас Эмрис Карагиллейн. Как и подобает мультипентаграмному магу, он пробивался в этот мир с боем, и причинил своей матери немало мук, но трудно описать мой восторг, когда я услыхала первый крик сына; крик, по которому сразу можно было определить его характер — сильный, уверенный и нетерпеливый. Ник появился на свет в глухую зимнюю пору, когда бревенчатые стены форта подпирали огромные сугробы, и снег валил так, что даже строительство третьего этажа замка было приостановлено на неделю. Назвав передышку удачей, король объявил празднество по случаю рождения наследника. Портал раскалился от непрерывной работы — прибывали грузы с деликатесами и выпивкой, а затем и гости.

Праздник вышел чудесный, хотя (несмотря на деликатесы и наряды гостей) имел стойкий оттенок сельской вечеринки… нас с Кайлеаном это ничуть не волновало — мы были счастливы.

Наверное, не с этих воспоминаний стоило начинать рассказ о событиях, произошедших после битвы на Имангре, но по правде говоря, мною двигало обычное хвастовство и материнское тщеславие. До сих пор я испытываю нечто сродни радостному изумлению, когда гляжу на двухлетнего Ника и подмечаю, как проявляется в нём смешение наших с Кайлеаном генов. Впрочем, подозреваю, ничего нового в родительских чувствах увидать невозможно, так что, пожалуй, мне лучше перейти к другим событиям.

И всё же прежде чем вернуться назад во времени, я хотела бы кое-что прояснить.

Эмрис.

Э-м-рис…