— Или не станет, — согласился Кайлеан. Он повернулся ко мне, подпёр голову рукой, и произнёс: — Милая моя, благодаря дурацкому покушению свершилась наша встреча, и это обстоятельство удерживает меня от археологических раскопок. Может, я суеверен, но мне хочется лишь наслаждаться подарком судьбы, а не распутывать козни уже обезвреженных врагов.

— А вот если бы мы не встретились… и, допустим, ты выбрался как-нибудь сам…

— Не выбрался бы.

— Нет, ну, допустим. Ты бы женился по расчёту, как и собирался?

Кайлеан помолчал и сухо сказал:

— Женился.

Тут я поникла головой, а он продолжил:

— Вряд ли я осознавал бы ущербность своего существования в той реальности… но здесь и сейчас знаю — жизнь оказалась бы прожитой зря. — Он засмеялся, глядя в моё просиявшее лицо.

И так каждую ночь мы проводили в любви и разговорах, и засыпали лишь под утро, а после на допросах Комиссии (которые дипломатично именовались беседами) я отчаянно боролась с зевотой. Однажды я всё-таки зевнула прямо следователю в лицо и, облизнув припухшие губы, пробормотала:

— Простите. Мы молодожёны.

Следователь, седоватый черноусый дядька, вдруг побагровел, кашлянул, поправил галстук, будто он его душил, и быстро завершил беседу, которая оказалась последней. Всё равно никаких тайн эрмитанского двора я не выдавала, упорно изображая полное неведение касаемо основных действующих лиц и их мотивов — в стиле «упал-очнулся-гипс». Несколько раз на меня, как на гражданку Империи, пробовали надавить, но рядом неизменно присутствовал Кайлеан, коршуном нависавший над следователями, и скоро стало ясно, что давить на меня — руки коротки.

Так что, отдав должное формальностям, но зато пребывая теперь в Империи на вполне законных основаниях, мы покинули Мадрид и отправились в Петербург, где у Карагиллейнов, к моему ироническому удивлению, не оказалось фамильного особняка.

Пришлось как последним бродягам остановиться в «Англетере». Кайлеан Георгиевич немного покапризничал, но потом оптимистично заявил, что мы здесь ненадолго, сойдёт и «Англетер».

Конечно, я быстренько обзавелась мобильником и с трепетом набрала Женькин номер… ожидая бог знает чего, вплоть до похоронного марша вместо гудков, но внезапно услыхала чуть хрипловатое «Слушаю».

— Женечка… Женька-а-а… это я, Даня… — пролепетала я и замолчала, потому что дыхание у меня перехватило.

— Данька… ты живая! — взвизгнула Женька. — Мы же не знали, что думать! Откуда ты? Куда пропала?!

— Как твоё здоровье? Ты выздоровела? — восклицала я. — Ты хорошо себя чувствуешь? Как Егор? Он хорошо себя чувствует?

— Данимира! Остановись! Ты меня как старую бабку пытаешь, — сказала Женька самым обычным голосом. — Нормально всё со мной и с Егорычем. Сейчас уже нормально. А ты-то как?

— И я нормально. Прости меня, Женечка, — залепетала я. — Это же я во всем виновата…

Помимо облегчения и радости, я испытывала глубокие угрызения совести. Одно соображение не давало мне покоя долгое время. Ведь именно наша встреча привела Женьку на крышу дома. Если бы не я, ничего страшного с ней не произошло бы.

Женька прослушала мой торопливый скулёж на тему вины и строго сказала:

— Вижу, какой ты, Шергина, была, такой и осталась. Собираешься извиняться за всех злодеев мира?

— Нет, только за своих, — слабо улыбнулась я в ответ. — И я уже не Шергина. Я — Карагиллейн.

После некоторого молчания Женька осведомилась:

— Стесняюсь спросить, где тебя носило? В Каракалпакии? В Каракумах? Э-э-э… в Ереване?

— Дальше, гораздо дальше. И он принц, Женька, настоящий принц! Ну, то есть, король. С недавнего времени.

— Эмираты, — задумчиво предположила Женька. — Нет, я сейчас просто лопну от любопытства. Выкладывай быстро!

— Женечка, это длинная история… Мне столько нужно тебе рассказать… Я приеду! Совсем скоро. Мне только одно дело завершить надо. И потом мы приедем к тебе на Урал.

— «Мы?» То есть, ты приедешь со своим шейхом?

— С ним, — подтвердила я. — Он чудесный! Только немножечко шейх… ну, знаешь, манеры такие… Но он чудесный!

Женька засмеялась.

— Ты втрескалась, Шергина… или как там тебя теперь… но всё равно — втрескалась по самые уши.

— Втрескалась, — смиренно сказала я. — Да так, что не видать ни ушей, ни макушки.

Сердце моё рвалось на Урал, но до выяснения участи брать билеты на самолёт до Екатеринбурга я всё же поостереглась.

В первое же утро мы отправились на Тучков мост. Дошли до середины моста и остановились.

Я облокотилась на перила и посмотрела вниз.

— Это я… — произнесла я неуверенно. — Я пришла. Надо поговорить. Прошу аудиенции.

Нева равнодушно несла свои воды в Финский залив, у одной из опор моста на якоре стояло какое-то судно, на котором суетились рабочие. Что-то они там черпали… во всяком случае, кран разворачивался, его ковш поднимался и опускался, словом, работа кипела.