Волшебный холодильник в Башне, кстати, вовсе не выглядел таковым, я называла его так скорее по привычке. Если б Кайлеан не подвёл меня вчера к скромному узкому буфетному шкафчику, стоявшему в нише у лифта, я искала бы его до второго пришествия. Минимализм устройства объяснялся тем, что в домах высшей аристократии пользоваться магическим синтезатором пищи считалось дурным тоном. Насколько я поняла, это приравнивалось к микроволновке на кухне миллионера. В ближайшее время в Башню должен был вернуться обслуживающий персонал, в том числе и повар, поскольку только пища естественного происхождения считалась достойной магов-королей. И лучшими поварами считались специалисты, не обладающие магическими способностями. На многое простолюдины не способны, но кулинарное чутьё у них развито бесподобно, пояснил Кайлеан.

Ага, а негры лучше всех поют блюз. Особенно, когда собирают хлопок на плантациях. Дело известное.

Вспоминая тот разговор, я рассеянно изучала фигуру Их Высочества, стоявшего спиной ко мне. Не то чтобы я не изучила её раньше… но ведь никогда не лишнее проверить, всё ли на месте? С фигурой по-прежнему было хорошо… даже очень хорошо… почувствовав, что мысли приобретают нежелательный оборот, я поспешно отвела глаза, скользнула взглядом по стенам, посмотрела на люстру-клетку и обомлела: светящееся марево сложилось в абсолютно отчётливую фигуру — сжатый кулак с оттопыренным средним пальцем, обращённый, без сомнения, к спине Кайлеана.

Вот тебе и милые малыши!

Я с вытаращенными глазами беззвучно замахала на безумцев рукой. Кем бы они ни были, мне не хотелось, чтобы их развеяли пеплом по ветру.

— Данимира Андреевна, что-нибудь желаете к кофе? — спросил Кайлеан издалека, стоя перед шкафчиком.

— Да, пожалуй… — с капризной ленцой произнесла я, продолжая махать и таращить глаза. — Что-нибудь такое… с местным колоритом, если можно…

Просьба задержала Их Высочество на несколько лишних секунд, во время которых предосудительная фигура успела трансформироваться в стилизованное сердце, метнуться в мою сторону, трижды просемафорить, увеличивая и уменьшая свои размеры, и распасться, прежде чем Кайлеан смог что-либо заметить.

Когда он повернулся, мелкое хулиганьё как ни в чём не бывало зависало в воздухе, изображая ещё более глубокий коматоз.

Я перевела дух. Почему-то вспомнилось выражение «заводить шашни». Сейчас, конечно, случились не полноценные шашни за спиной кое-кого, но нечто шашнеобразное — безусловно.

— Что? — спросил подошедший Кайлеан, испытующе глядя. Иногда его чуткость к изменениям в моём настроении просто пугала.

— Ничего, — сказала я, отвечая чрезвычайно правдивым взглядом, и поспешно воскликнула: — Ой, какая прелесть!

На возникшем передо мной блюде раскинулось озеро тёмно-красного крема, на котором были проведены борозды, символизирующие волны. По поверхности озера были раскиданы белоснежные цветы, напоминавшие лотос обилием остроконечных лепестков, собранных в изящную чашечку.

— Отламываете лепесток, зачерпываете им крем, всё вместе кладёте в рот.

Я поступила так, как советовал Кайлеан, и зажмурилась от удовольствия. Лепестки хрустели, крем таял во рту.

— М-м-м-м… А что это?

— Это окка, растение такое, в горных ущельях растёт. Цветы долгое время выдерживаются в особом сиропе, чтобы сохранилась форма. Крем готовится из перетёртой сердцевины молодых стволов. Окка вроде кактуса, вся покрыта длинными прочными иглами, загнутыми на конце как рыболовные крючки, так что деликатес достаётся непросто.

— Вкусно! — похвалила я.

— К сожалению, это магическая синтетика, так что вкус не совсем тот. Жаль, окка цветёт только раз в несколько лет и хранению не подлежит. Но как только придёт срок, вам приготовят всё по-настоящему, и вы почувствуете разницу…

…Он оживлённо говорил что-то про особенности сбора цветов, и про то, что в детстве с нетерпением ждал сезона цветения окки… я бы с удовольствием послушала про детство Их Высочества, но звуки скользили где-то на периферии сознания. Из сказанного я вычленила некое тревожное ощущение: он полагает, что через несколько лет — когда зацветёт эта колючка — я по-прежнему буду в Эрмитании.

Я отодвинула блюдо, подловила окончание тирады про горные склоны в цвету и вставила:

— А когда вы собираетесь отправить меня домой?

Он осёкся и замолчал. Оживление на лице стремительно таяло, уступая место привычной замкнутости.

Наконец, Кайлеан сухо произнёс:

— Необходимые шаги предприняты. Теперь надо ждать.

— Сколько?

— Не могу точно сказать. Это не совсем от меня зависит.

— А от чего это зависит?

— От деятельности… некоторых людей. Прежде всего необходимо выяснить суть вашего дела. Придётся потерпеть.

Опять он включил командирский тон. Я набычилась.

— Суть моего дела может выясняться годами. Я что, должна сидеть в вашей Башне до старости? Приживалкой? — Я пожалела сразу же, в тот момент, когда открыла рот, но следующая фраза вырвалась сама по себе: — Может, мне ещё шлейф за вашей невестой нести?

Кайлеан уставился на меня с поднятыми бровями и тоже повысил голос:

— Что за чушь? Какой ещё шлейф? За какой невестой?

— За такой! С приданым!

Некоторое время мы сверлили друг друга взглядами.

Внезапно успокоившись, Кайлеан усмехнулся:

— Не рычите на меня, Данимира Андреевна.

Я пробормотала, тоже остывая: