— В этом всё и дело! Я не понимаю, в каких мы отношениях. Совсем, совсем не понимаю.

Он ещё некоторое время посверлил меня сердитым взглядом, но потом его лицо начало смягчаться.

— Потерпи немного. Скоро всё изменится.

— Опять «скоро»… Морген, морген, нур нихт хойте. Почему не сейчас?

Конечно, я хотела, чтобы он сказал, что любит. Прямо здесь и прямо сейчас. И тогда все магические клятвы полетели бы в пропасть. И я, возможно, вместе с ними.

— Ещё не время, — принуждённо сказал Кайлеан, глядя куда-то поверх меня. И мне показалось, что он досадует — не на меня, на самого себя.

Значит, всё остаётся по-прежнему — тайны, недомолвки и зыбкая почва под ногами. Я усмехнулась с горечью.

— Как скажете, Ваше Высочество.

Он ответил мягко.

— Чуть-чуть осталось. Потерпи.

— Что мне ещё остаётся делать, Кайлеан Георгиевич…

В этот момент подошёл Дэн с мальчиком лет четырнадцати в белом фартуке. Оба были нагружены снедью. Дэн поставил на стол огромную деревянную доску, которую, мастерски балансируя, принёс на одной руке. На доске покоилась зажаренная нога, по виду она принадлежала некоему поверженному вепрю (я невольно покосилась на скелет и на всякий случай решила не уточнять). Рядом с ногой лежал кинжал устрашающего вида, им очевидно полагалось кромсать мясо, высились горки маринованных овощей и зелени. Дэн тут же исчез, а мальчик расставил тарелки, мисочки с какими-то приправами и соусами, потом принёс кувшин, два стакана и пустую кружку, которую, уходя, перевернул вверх дном и поставил на краю стола.

Я посмотрела на кружку, но переспрашивать не стала. Кайлеан это уловил.

— Здесь так обозначают, что к столу подходить не надо. Ещё рано, но если вдруг кто-то заглянет, нас не потревожат, правило соблюдается неукоснительно. А то налетят с расспросами, никакого обеда не получится.

Саркастическое настроение всё ещё не покинуло меня.

— Удивительно. Я думала, если спрошу, вы скажете, что сие есть тайна великая. Которую мне знать ещё рано, но вы её непременно откроете… после бала… или после морковкина заговенья.

— После чего? — с живым интересом спросил Кайлеан, берясь за кинжал и приступая к нарезке мяса.

— После морковкина заговенья. Не представляю, что это такое, но у меня на родине так говорят. Наверное, на морковку иногда находит что-то такое… вроде бы духовно-религиозное. Но очень редко. Кажется, так.

Кайлеан переложил мне на тарелку ломоть мяса, овощей и пододвинул пару мисочек.

— С другими приправами будь осторожна, острые очень. Однако, какую интересную духовную жизнь ведут овощи на твоей родине. Вы там не испытываете угрызений совести, когда употребляете их в пищу?

Помимо своей воли я улыбнулась. Если бы у нас всё было хорошо, я могла бы сидеть вечность и смотреть, как героически Кайлеан сражается с куском мяса. Еда у него исчезала с фантастической скоростью.

Через некоторое время Кайлеан оторвал взгляд от тарелки.

— Ты знаешь, что приняла ритуальную позу?

Он был прав. Совершенно неосознанно я подпёрла подбородок кулаком и сидела, уставившись на Кайлеана. Я выпрямилась.

— Неужели я идиотски-жалостливо улыбалась?

— Канонически. Твой портрет можно было размещать на обложке учебника по народным традициям.

На минуту представив свою умильную физиономию в платочке на обложке, я засмеялась.

— Это на уровне инстинкта, я же говорила. С тем, что в крови, бороться невозможно.

— И не надо. Мне нравится.

Кайлеан взялся за кувшин и налил в мой стакан рубиновой жидкости — на треть.

— Вино?

— Лёгкое.

Другой стакан он наполнил до краёв.

Я взяла свой полупустой стакан, посмотрела на его полный и, поддразнивая, сказала:

— Что, Кайлеан Георгиевич, боитесь, что напьюсь и опять сделаю вам непристойное предложение?

А вот дразнить Кайлеана Георгиевича не стоило. Он в ответ улыбнулся широкой акульей улыбкой, в его зрачках вспыхнули красные точки.

— Рискни.

Мне сразу стало не до смеха.

— Ну?.. — Его улыбка тоже исчезла, он подался в мою сторону, нависая над столом. Точки в зрачках пульсировали.

Вроде бы зазвенел колокольчик, и вроде бы кто-то зашёл, громко разговаривая, потом смолк, но перед глазами стоял бассейн, до краёв наполненный лавой. Лава ворочалась, булькала и угрожала устроить мне персональный день Помпеи. Пригубив вино — терпкое, но и правда лёгкое, я произнесла:

— У меня действительно появилось предложение. Нам надо расстаться.

Кайлеан выдохнул и откинулся на спинку скамьи, огонь в зрачках погас.

— С чего это вдруг?

— С того.

— Отличное объяснение.