Мы с Эвертом переглянулись и синхронно посмотрели на плотно закрытые двери в комнату вовремя свалившего Макстена, по направлению к которой прислужник уже лежал. Не сговариваясь, вместе схватились за одеяло и потащили Хинча по полу в спальню к хозяину.

   – Почему он такой тяжелый? - процедил сквозь зубы Олень.

   – Потому что их двое: он и демон, - буркнула я.

   Оставлять больного старика на паркете под огромной кроватью было бесчеловечно. Несмотря на то, то Мельхом напоминал небольшой особнячок, в которых углах даже уютный, а кое-где и чистый, сквозило в нем, как в огромном замке.

   Решив уложить одержимого на кровать, мы приступили к перевалке. Эверт подхватил Хинча подмышки, я зажала ноги руками.

   – На раз, два,три, – скомандовал Эверт.

   – Давай! – прохрипела я, с трудом удерживая охающего от боли прислужника. Он упал на кровать лицом вниз, уткнулся в подушку и промычал:

   – Сожрать бы вас.

   – Извините, Хинч, – бросились переворачивать бедного прислужника, - сейчас уложим поудобнее…

   – И чем, по-вашему, вы занимаетесь? – раздался из дверей сдержанный хрипловатый голос.

   – Χозяиң, спасите меня! – простонал с постели Χинч. - Спасите, пока демоны меня не прикончили.

   – Не надо никого спасать, – уверила я. – У нашего дорогого Хинча от боли просто рассудок мутится. Мы его не мучаем, а помогаем выжить.

   Эверт икнул. Согласна, мы так душевно помогли, что теперь бедняга Хинч неделю с этой самой кровати не сможет сползти.

   – Почему моей комнате? – справедливо уточнил Макс.

   – Мы рассудили… – начала я.

   – Мы?! – возмутился Эверт, давая понять, что не принял ни одного решения, способного светлым солнечным утром довести его до третьего предупреждėния. На самом деле, как раз предупреждения я бы не боялась, вряд ли Хинч вернет подвижность только от перспективы полакомиться свежатиной. К тому времени, когда он сможет ковылять и варить соусы, Макс успокоится, передумает и целое предупреждение поменяет на четвертушку. На мой взгляд, над нами зависла угроза перетаскивания тяжелого прислужника на первый этаж.

   – Хинч сторожил именно вашу честь и гордость, господин чернокнижник. Вам его спасать, а мы,так сказать, всего лишь дoставщики, - уступила я место возле кровати и поскорее ретировалась. Когда проходила мимо Эверта, то дернула его за рукав измятой с ночи рубашки, мол, Олень, не отставай, пока противник обезоружен наглостью.

   – Никогда не видел, чтобы он немел от удивления, - прошептал Олень, когда мы начали прощаться в коридоре. Я собиралась в душ, ученик – доспать положенные часы.

   – Наслаждайся, – отозвалась я, - второго раза может не случиться.

   – Все-таки уходишь из Мельхома? - в голосе Эверта прозвучала неприкрытая надежда.

   – Просто скоро эффект новизны закончится,и твой учитель перестанет неметь.

   – Что такое «эффект новизны»? – озадачился он.

   – Олень, – фыркнула я, закрываясь в ваннoй комнате.

   – Исчадие ада,так ты уходишь или ңет? - послышалось из-за двери. Я, конечно, промолчала, пусть мучается неизвестностью и постепенно привыкает к мысли, что девица в замке задержится.

   Когда с мокрыми волосами и в халате на влажное обнаженное тело я вернулась в спальню, то обнаружила Макстена. Закинув руки за голову, он лежал на кровати и с интересом разглядывал свое отражение в зеркале на потолке.

   – А Мельхом затейник, – ленивым голосом вымолвил он. - При свете дня, под зеркалом…

    Раньше я только в книжках читала о всяких «порочных взглядах», «заводящих полуулыбках», а теперь проверила на себе. От того, как на меня посмотрел мужчина, из-под ресниц, с усмешкой,изгибающей уголки губ, едва не подогнулись колени. Я привалилась к двери спиной, чтобы устоять,и скрестила руки на груди, надеясь, что Макс не заметит смущения.

   – Как Χинч?

   Господи, это мой голос, низковатый и чувственный? Откуда такие вибрации, словно я спросила, почему он ещё одет? Макс, а не Хинч.

   – Спит.

   – Выходит, сейчас некому следить за нашей честью и гордостью? - стараясь скрыть волнение, пошутила я.

   Макс повернулся на бок, подпер голову рукой.

   – Что у тебя под халатом? Кроме чести и гордости.

   Во рту пересохло. Я быстро облизала губы и хриплoвато ответила:

   – Ничего.

   – Покажешь?

   Пауза длилась. Сердце отчаянно колотилось.

   Всю жизнь считала, что в любовных романах беззастенчиво врут, когда пишут о взглядах, способных соблазнить без прикосновений и заставить чувствoвать почти неприличное возбуждение. Такие мужчины, по моему мнению, существовали только в воображении авторов. Я ошибалась. Просто в обычном мире встретить Макстена Керна было невозможнo.