Мне было легко и хорошо. Я парила где-то, внутри и вне меня было лишь спокойствие и темнота. Впечатляющее сочетание. Я летала, пока не увидела свет впереди и пошла к нему. При приближении оказалось, что это не просто свет, а цветущий сад, который лучился добротой, любовью, заботой. Где-то я уже чувствовала себя так, в чьих-то руках… Но воспоминание или ощущение ушло из головы быстрее, чем я могла осознать его. Мои прозрачные ноги ступил на землю тут же меня окружил поистинне райский запах. Сладкий и свежий одновременно, это и запах гардении и морского бриза, что-то божественное. Я огляделась и была поражена сочностью тонов и красок. Невероятная красота! Тут я увидела двух малышей, они бежали ко мне и кричали "мама". Разве у меня есть дети? Рука неосознанно потянулась к животу. Дети… Дети… Дети… Малыши приближались. Мальчик и девочка лет трех, невероятное похожие: смуглые, с черными волосами и почти черными глазами, так напоминают кого-то…

— Мама! — снова услышала я радостный крик и тут же меня обнимают детские ручки. Меня захлестывает нежность и любовь, я опускаюсь на колени и обнимаю деток.

— Вы мои хорошие!

Мои хорошие… Мои хорошие… Мой хороший… Какое-то воспоминание пыталось пробиться ко мне, но что-то будто не давало ему это сделать.

— Мама, пойдем! Там дядя он ждет тебя!

Я посмотрела на мальчика и улыбнулась. Он так похож на… Кого? Я взяла детей за руки и позволила им вести меня. Вскоре я действительно увидела "дядю". На плетеном кресле-качалке сидел старец с длинной белой бородой и белых одеждах. Он поднял на меня глаза и улыбнулся:

— Ну здравствуй, Виктория.

И я вспомнила, все вспомнила. Тут же комок встал в горле и я прохрипела:

— Значит, я умерла.

— И да, и нет, — был мне ответ.

Я была не в том состоянии, чтобы вникать в высокий философский смысл сранных фраз дебильных старцев.

— Кто вы? — немного истерично воскликнула я.

— Мама не волнуйся, — дернула меня за руку малышка.

— Нет, нет, конечно, мама не волнуется, — прошепттала я ласково, а потом снова обратилась к старику, — Что происходит?!

— Садись, — он кивнул на траву, я села и усадила на колени детей. прикосновение к ним не давало мне сорваться.

— Ты умерла в том мире, Виктория.

Я так и знала.

— Но в том, что так получилось есть моя вина, — он склонил голову, как бы признавая ошибку.

— Что это значит?!

— Понимаешь, я можно сказать босс всех Богов, и я должен был следить за всеми своими подчиненными, но упустил из внимания Алеисандро, он всегда был слишком самонадеянным и постоянно вынашивал какие-то глупые планы, я должен был уделить ему пристальное внимание, но не сделал этого и вот результат.

Я прищурилась.

— Так-то оно, конечно, так, но к чему вы клоните?

— Я могу снова вернуть тебя в тот мир, — произнес босс после долгой и мучительной паузы.

— Снова в тело Аринэлии?

— Нет, ее тело мертво, но даже если бы это было возможно, оно уже сожжено.

Я вздрогнула.

— И что же тогда?

— Я перенесу тебя в тот мир в твоем теле.

— А дети?

Я лихорадочно прижала уснувших малышей к груди.

— Я думаю, что смогу вернуть и детей, это не сложно.

Слишком все идеально, я подозрительно посмотрела на Бога.

— И все бы хорошо, но в чем подвох?

— С чего ты решила, что он есть? — "удивился" он.

— Скажем так, я села на свои розовые очки в восемнадцать лет и больше их не надевала.

Бог покачал головой.

— Земляне перестали верить в чудеса, стали слишком расчетливы и приземленны.

Я усмехнулась.

— Ну давайте, переубедите меня и скажите, что вами сейчас движет совесть и вселюбовь, а не холодной и четкий расчет.

Бог рассмеялся.

— Ладно, ты угадала. Дело не только в этом. Скажем так, лучше предотвратить угрозу, если ты в состоянии это сделать, чем потом бороться с уже сущетсвующей.

— Что это значит?

— Потом поймешь, — усмехнулся босс. — А сейчас, тебе пора.

— Подождите, а Тьма? — окончательно обнаглела я.

В том, что ты являешься частью плана, а не объектом помилования есть свои плюсы. Босс Богов задумался, а потом будто сам себе произнес задумчиво:

— Да, наверное это необходимо.

И уже громко мне:

— Будет у тебя и твоя Тьма.

Замечательно.

— Приготовься.

Я поцеловала в лобик детей, всетаки я теперь смогу их увидеть только через несколько месяцев, и закрыла глаза. Тут меня подхватило, что мягкое и приятное, а потом боль. Невероятная боль: в голове, в ногах, в груди, в руках, в животе. Болело все, что можно и темнота… Что-то часто я стала падать в темноту, мелькнула у меня последняя мысль.