А с Солем я чувствовала, что настанет момент, когда придется расплачиваться по счетам. Конечно, все это происходило бы постепенно, но необратимо и верно. А я боялась расстаться со свободой. Меня душило его внимание, его теплое отношение и обещания, нет — нет, да и мелькавшие во взгляде. Я не хотела быть к нему привязанной. Я хотела свободы.

— Нет? — свел брови парень, мигом напрягаясь.

— Нет — значит, я больше не хочу, чтобы ты ходил со мной. Я хочу быть самой собой. А с тобой я чувствую, что задыхаюсь. Прости, Солейран. Я так больше не могу.

Мы стояли на стене между ментальным и боевым корпусом. Соль, как и всегда, держал в руках мою сумку. Мои слова он выслушивал спокойно, только глаза сияли ярче обычного. Злость ли он там скрывал или желание высказаться, я не знала. Да и, честно говоря, не хотела знать. Мне было страшно и стыдно за свою слабость, мне было горько оттого, что дружбе после этого придет конец, но желание освободиться оказалось сильнее. Папа всегда говорил: никогда не сдерживай своих стремлений. Иначе не сможешь увидеть всех доступных горизонтов. Мои раскрывались вместе с разрушенной нитью связи, протянутой к Солю. И место разрыва, кажется, начинало медленно кровоточить.

Он не стал реагировать импульсивно — долгий взгляд сменился одним — единственным вопросом:

— Хорошо подумала?

Сглотнув, я, тем не менее, кивнула:

— Да, Солейран. Подумала.

— Ну что ж… — он склонил голову, посмотрев на удерживаемую в руках сумку. — Эгоистично, но принимается.

Я поразилась его способности держать себя в руках: я бы на его месте рвала и метала, устроив грандиозный скандал. Соль же, медленно подняв на меня взгляд, двинулся на сближение. Наверное, чтобы отдать сумку. Наверное… так думала я, когда он, оставив между нами незначительное расстояние, молча возвышаясь надо мной, прожигая необыкновенно — яркими глазами, вложил ремень в руку. А когда пальцы наши соприкоснулись, удержал и уверенно прошептал:

— Но сегодня я тоже хочу побыть эгоистом, Анька.

С этими словами меня прижали к себе так, что вышибло воздух из легких. От неожиданности я охнула, но не стала предпринимать попыток к отступлению. Все дело в том, что сейчас находящийся рядом оранжево — золотой взгляд словно гипнотизировал, делая из меня послушного воле удава кролика.

— И сделать, наконец, то, о чем слишком долго мечтал.

То, что поцелует, я поняла почти сразу. Слишком хрупкой куклой я была в его руках все это время. Слишком трепетно относился. Словно берег для самого себя. А самому ведь и потерпеть можно, не правда ли? Кто же знал, что игрушка однажды взбрыкнет и на проверку окажется такой же твердолобой, как и сам хозяин. Вот и я не знала. Не знала до того момента, пока его губы не приблизились к моим. А потом потеряла голову.

Он не торопился. Прикоснулся нежно, так, словно боялся сдуть находящиеся на моей коже мельчайшие частички сладкой пыльцы. Просто дотронулся, позволяя привыкнуть к ощущению чужого присутствия рядом. А когда мне захотелось большего, и я непроизвольно раскрыла губы, обхватил нижнюю, скользя по всей ее поверхности и рождая в душе ответную бурю эмоций. Если б я знала…если бы подозревала, что именно таким окажется момент нашего прощания, я никогда бы не устроила ни ему, ни себе настолько сильного разрыва сердца. Я дотерпела бы до того момента, пока Соль не решит, что можно идти на новую ступень отношений. Я бы смогла. И чувство горечи заполнило самое дно души, разрастаясь все больше и больше, несмотря на охватившее меня желание и трепет. Умом я понимала, что это ненадолго. Но руки зажили собственной жизнью, обнимая желанного мужчину, тело прижималось к нему, не сопротивляясь и ловя каждое изменение положения. Я ощущала нас обоих как единое целое и больше всего на свете мечтала, что бы это мгновение не прерывалось.

Но, как и всему хорошему, ему наступил конец. Дернувшись от несильного укуса и ощущая, как Соль отстраняется, я почувствовала себя сидящей на выступе стены с разведенными ногами, между которыми стоял он, при этом руки парня находились у меня под робой, сжимая ягодицы и прижимая к своему напрягшемуся паху. С шумом выпустив воздух, я, наконец, решилась посмотреть ему в глаза.

— Надо было давно начать практики подобного рода, — язвительно проговорил Соль, не без удовольствия посматривая на мои припухшие губы. — Глядишь, и мысли бы о расставании не возникло.

Я дернулась, как от пощечины, приближаясь к краю стены, меня удержали, но по промелькнувшему во взгляде беспокойству поняла: сейчас передо мной разыграли спектакль. Возможно, он не думает так на самом деле. Но надо же было хоть как-то проститься.