Я хотела вернуться домой. Проводя с родственничками каждую новую минуту, я все больше и больше понимала папу, всю жизнь твердившего о том, что с отцовской кровью ничего общего иметь не желает. Тотчас же, как догадался о непосредственном участии старшего — и самого могущественного — отпрыска в моем появлении на свет, дед крепко задумался, наградив тяжелейшим из всех взглядов, что мне доводилось видеть в жизни, а затем велел второй жене созывать всех находящихся поблизости демиургов. Таковых оказалось около тридцати человек… И вот сейчас я, усаженная по левую руку от Ингермона, имела счастье наблюдать за большим прямоугольным столом местный бомонд божественного происхождения. Боже, и кого тут только не было… Сатирообразное нечто кушало с рук странного вида дамы с перьями вместо волос какие-то диковинные фрукты, прототип всея гномьего народа с явным пищевым интересом разглядывал небольшую сидящую прямо на столе феечку, для которой, ввиду небольших габаритов, было предусмотрено отдельно сотворенное место. Какой-то фотомужчина — в том смысле, что ему бы на обложку журнала — периодически подмигивая мне и сотрясая прямыми темными волосами до плеч, явно делал непристойные намеки и приглашал к более тесному сотрудничеству. Боже. У меня от всего этого пестрого многообразия, еще и не особо следившего за манерами, начинала кружиться голова. Только рядышком примостилась квазиэльфиечка более-менее презентабельного вида, источая вокруг себя радушие и благоденствие. Но и она одной фразой начисто убила мое положительное настроение:

— Не удивляйся слишком сильно — скоро и ты привыкнешь к этой обстановке. Ты ведь теперь тоже часть нашей большой дружной семьи!

«Да эльфийский двор по сравнению с вами — и то выглядит гораздо более дружной компанией!» — так и хотелось рявкнуть в ответ. Но я, памятуя о том, что с толпой уродцев справиться гораздо сложнее, чем с одной вздорной Сорой, благоразумно решила воскресить уроки Солейрана.

— Ой, а что это у тебя такое? — заинтересовалась вдруг эльфиечка, имени которой я не трудилась узнавать, примечая брачный браслет на правой руке. Она довольно бесцеремонно перегнулась через меня, чтобы схватить запястье и приблизить к себе. — Замужем? Это срочно надо исправлять — демиургам негоже с простыми смертными путаться!

Едва заметив, как она кончиком указательного пальца начала играючи стирать татуировку, с которой было связано слишком много воспоминаний, я тут же освободилась от захвата, для уверенности ещё и вскочив из-за стола и яростно добавляя к оскорбленному виду короткое «не смей!».

— Да что я такого сделала? — казалось, девица в легком сиреневом полупрозрачном сарафанчике удивлялась вполне естественно.

Что не так? Да все, начиная с абсурдности моего приема вышестоящими родичами и заканчивая едой, к которой я даже не притронулась, неожиданно перехватив острый взгляд Соры и нечаянно подумав, что она не погнушалась бы и отравой, лишь бы расправиться с сильнейшим из внуков Ингермона. Судя по тому, что я краем уха услышала, пока собирались и рассаживались гости, Нинор в свое время подложила муженьку большую и увесистую свинью. Сначала тем, что долго не могла забеременеть, и деду пришлось вводить многоженство, потом — тем, что сбежала, узнав о появлении Соры, которая в скором времени должна была понести от главного бога. Но сбежала бабуля, уже нося под сердцем Базилура. А поскольку сила у богов распределялась так же, как и у небезызвестных мне эльфов, то есть максимум ее приходился на старшего отпрыска, то вся мощь и авторитет уплыл к Василию Игоревичу Семенову. А тот, в связи с непримиримостью матери по отношению к новому режиму деда, принял, естественно, ее сторону. В итоге получилось, ни много ни мало, противостояние двух поколений, причем Базилур в нем примерил роль инициатора перемен, хотя Ингермон все попытки сына усовершенствовать миры воспринимал не иначе чем палки в колеса.

И вот тут на арене столкновения появилась я — какая удача. Ну и что, что человеческое дитя, все равно сильное — грех не воспользоваться представившимся шансом. Словно подтверждая направление моих догадок, уже не слишком трезвый дед изрек глубокомысленно:

— Да, Миори дело говорит — выдадим тебя замуж за Даана, — при этом тот слащавый хмырь, который совсем недавно делал мне непристойные предложения глазами, заулыбался в свои бывшие тридцать два. Почему бывшие? Потому что я собиралась их пересчитать при первой же возможности, проредив явно лишние — очень уж мне не понравилось сладострастное выражение лица божка. А едва заметив, как скривилась от новости Сора, я и вовсе рот рукой зажала: мужик был ее вылитой копией! Поскольку «бабуля» гаремов не держала — да и на месте смертной я бы не стала главному богу с кем-то изменять — я сделала вывод, что Даан является не кем иным, как младшим отпрыском Ингермона. Мамочки. Это меня за собственного дядьку решили выдать?!

Чувствуя, как начинаю медленно закипать, я возмущенно уставилась на дедулю:

— И этим ты думаешь улучшить со мной отношения?

Захмелевший Ингермон перевел взгляд с эльфиечки, так неудачно попытавшейся лишить меня символа единства с Солем, на то место, где сейчас стояла я. И мне внезапно пришла в голову мысль, как на этом странном торжестве, где за одним — единственным столом посреди богатого, но совершенно пустого зала дед чувствует себя безмерно одиноким. Да, он главный, самый сильный, окружен братьями, сестрами и их бесконечным выводком, но…он один. Возможно, ему чего-то не хватает в жизни? Возможно, я смогу до него достучаться?..