Тут ввалился Алексашка и начал вполголоса, однако достаточно громко, чтобы я слышал, докладывать Петру Александровичу. Оказывается, после моих слов о горбуне, он отправился вниз и с пристрастием допросил того. Выяснилось, что подосланные убийцы застращали мужика, держа нож у горла Ксении, дочери горбуна. Потому тот и не решился сообщить мне о них.

— Я наказал пока кинуть его в поруб, — закончил денщик.

— Да и черт с ним. Поутру выпусти, — отмахнулся Петр. Однако, подумав, добавил: — Но плетей всыпь.

Начали приходить с докладами бояре. Первыми явились братья Соболевы — Михаил и Никита, те самые бородачи-храпуны. Это с ними я, что ли, на руках боролся? Нифига не помню. Доложили, что в обозе все в порядке, все живы-здоровы, подняты на ноги и находятся при оружии. Следом зашел пожилой мужик, коего Петр Александрович звал Афанасием Никитичем, и рассказал, что ночные гости зарезали трех караульных — одного на крыльце и двоих в доме. Один из тех, что были в доме, вероятно, вопреки уставу, завалился спать под лестницей. Там его сонного и порешили. Вот значит, почему я видел всего одного солдата у дверей.

Кто-то заходил еще, кто-то уходил, о чем-то говорили, иногда задавали вопросы пленному, попутно угощая его тумаками. Я, поглощенный своими мыслями, словно отключился от происходящего. В моем сознании вдруг всплыли слова Сэма о том, что почти все подопытные крысы «возвращались». Почти… Почти! Значит, были те, которые не вернулись?! Не оказался ли я одной из таких не вернувшихся крыс? Почему я не придал значения этому «почти» раньше? Получается, что эти самые нуклоны, из которых состоит мое тело, собрались не там где надо? Или не тогда… А когда? Если это не ролевики и не маньяки, то получается, что я попал в прошлое, причем, в весьма не близкое прошлое. А может, я еще вернусь домой? Может, Сэмов испаритель не разбирает тела на нуклоны, а лишь отправляет их в другое время, а в нужный момент возвращает обратно? А может, я рано зарекся не пить? Может, надо напиться? Интересно, что я вчера начудил, кроме соревнований по армрестлингу? Почему этот длинный Светлейший Князь назвал меня ученым мужем? А ведь я и вправду ученый для ихнего времени с моими-то познаниями двадцать первого века. Кстати, а какое сейчас время? Какой век? Какой год?

— Дмитрий, ты куда направился? — слышу за спиной голос Петра Александровича и обнаруживаю себя выходящим из комнаты в коридор.

Оказывается лунатить можно не только во сне, но и в задумчивости. Куда я, в самом деле? Понимаю, что захотел пить и отправился к принесенному ковшику, причем сделал это автоматически, не отвлекаясь от размышлений. Не окликни меня князь, сходил бы попил, вернулся бы назад и не вспомнил бы об этом.

— Пить хочу. Горит после вчерашнего, — честно признаюсь, обернувшись к долговязому.

— Смотри, с утра не напейся. Мне с тобою с трезвым поговорить интерес имеется.

— Да я воды, — обещаю и выхожу в коридор. Мимо проходит широкоплечий мужик, тоже, небось, какой-нибудь боярин. Он мимоходом дружески мне подмигивает и хлопает по плечу. Похоже, у меня вчера появилось много новых знакомых. Вот только я почти никого не помню. И ничего.

Вижу выходящего из комнаты одного из братьев Соболевых. В руке у него мой ковшик. Он сходу выплескивает его содержимое в лицо все еще валяющегося второго диверсанта. Оказывается, тот оклемался и начал подавать признаки жизни. Крепкая у него голова оказалась, как у того чукчи, что выпал из самолета, переломал руки-ноги и радовался, что мозгов нет, а то еще и сотрясение мозга мог бы получить.

Вид опустевшего ковшика заставил жажду усилиться, и я побрел вниз, к спасительной кадке.

У входных дверей стоит караульный. На полу, рядом со столом лежат три тела, накрытые каким-то пологом, типа мешковины. Из-за печи доносится всхлипывание. Кадка, к моему разочарованию, оказывается пуста. Обернувшись, вижу вчерашнюю девку, сидящую на низкой лавке и плачущую в ладошки. Подхожу к ней за печь и трогаю за плечо.

— Эй, Эсмеральда, не хнычь. Ничего твоему гор…, ничего твоему бате не будет. Выпустят поутру. Ну, может, пару раз плеткой перепояшут для профилактики. А вот я могу серьезно пострадать, если не утолю жажду.

— Чего? — девушка перестала хныкать и подняла на меня глаза.

А ничего так милашка. Если этот мешок с нее снять да нарядить в цивильные шмотки… Хотя, фиг ее знает, что там под этим парашютообразным сарафаном скрывается. Не, грудь-то есть, оно и так видно. А вот что там дальше? Вдруг у нее тонкие кривые волосатые ноги… Да ну нафиг! Не может быть!

— Попить чего-нибудь есть? — спрашиваю, прогоняя идиотские мысли.