Оборачиваюсь и еле успеваю поднырнуть под руку с саблей, заблокировав ее локтем левой руки. Но тут же получаю сокрушительный удар в правую челюсть.

В плену

Странные ощущения: щека мерзнет, а нос печет, будто сунул его в печку. И что это за треск? Открываю глаза и вижу в полутора метрах жарко полыхающий костер. Смолянистые дрова потрескивают, выбрасывая вверх снопы искорок, гаснущих в морозном воздухе.

Я лежу на снегу. Вокруг слышна какая-то возня. Чьи-то ноги, обутые в странные сапоги без каблуков, прошли между мной и костром. Прикрываю глаза и пытаюсь вспомнить — что же со мной произошло?

Боль, саданувшая при попытке пошевелить челюстью, подтверждает реальность воспоминаний. Удивляюсь лишь тому, что так спокойно воспринимаю происходящее, действительно веря, будто это не сон и не бред.

М-да, первый день пребывания в этом мире прошел гораздо приятней — поездка на санях, веселое застолье в компании со Светлейшим Князем. Зато второй день как начался со встречи с ночными абреками, так и продолжился в том же русле. В итоге еще и по голове пару раз заработал. Хорош же удар у этого придурка Алексашки — я же теперь пару дней жевать не смогу, пока челюсть не заживет.

Что, кстати, вокруг-то деется? Снова приоткрываю глаза, скашиваю взгляд мимо костра и вижу смотрящего на меня бородача в черном полушубке.

— Очнулся никак? — спрашивает он.

Нет, блин. Просто открыл глаза в бреду и разглядываю окружающую обстановку. Приподнимаюсь, с удовлетворением обнаружив, что не связан, и сажусь на лежащую рядом толстую ветку, срубленную, вероятно, на дрова.

Небо заметно посветлело. Это сколько же я провалялся в отключке? И где мои товарищи? Товарищи ли? Разве ж товарищи будут так лупить по голове?

Мы все еще на той же поляне. Грязный снег вокруг плотно утоптан и по цвету и по плотности напоминает старое асфальтовое покрытие.

Кроме бородатого у костра никого нет. Чуть в стороне у кустов, повернувшись к нам спинами, несколько человек ворошат какие-то мешки. Двое отходят от них и с деловым видом удаляются по просеке.

— Так, говоришь, от Бельских прибыл? — вопрос звучит так, будто мы уже некоторое время беседуем..

И что мне ему ответить? Я-то, когда упоминал про этих Бельских, не рассчитывал на долгие разговоры. Ладно, попробую взять инициативу в свои руки.

— Где Светлейший? — вопрошаю, проигнорировав вопрос бородача. — Надеюсь, с ним все в порядке? Иначе ни мне, ни тебе не сносить головы.

— Ну, ты не заговаривайся! — грохнул кулаком по коленке собеседник. — Нешто мне твои Бельские указ? Сам-то ты кто таков есть?

— Я-то? — поднимаюсь на ноги и, украдкой оглядываясь, стараюсь принять гордый вид. — Я Дедиков Дмитрий Станиславович, потомок древнего рода старших научных сотрудников Средиземной Военно-Морской Академии Саурона имени штандартен фюрера Штирлица. Так что Бельские и мне не указ. Но, надеюсь не надо объяснять, что за ними стоят гораздо более серьезные силы? Да-да, уважаемый, не задирай так высоко брови. Бельские являются лишь ширмой. Отвлекают, так сказать, внимание на себя до поры — до времени. Скажу по секрету, милый друг, я уверен, что как только они станут не нужны, так от них избавятся как от отработанного масла, в смысле, материала. Ну, ты, короче, понял. Ты-то сам, кстати, кто будешь?

— Евлампий Савин я, нешто не знаешь? — в голосе мужика слышалось неподдельное удивление. — Так значится, верно то, что о Бельских треплют?

— Слушать треп — прерогатива низших сословий, — говорю, гордо вскинув подбородок. — Я говорю только о том, что знаю точно. И все же, Евлампий, мне бы хотелось узнать о судьбе Светлейшего Князя и его спутников.

— Ты бы о своей судьбе переживал, — раздраженно посоветовал тот. — али думаешь, я поверил всему, что ты наплел?

— Ты не веришь мне?! — делаю ударение на слово «мне», будто меня сей факт крайне изумил, и даже встаю.

— А ты сядь, сядь, — дважды повторяет Евлампий. — Не горячись, боярин, чи кто ты есть. Сгоряча можно и головы лишиться.

— Голов мы с тобой в любом случае лишимся, ежели князь мертв. Уж поверь мне, эти люди и под землей достанут.

Видно, что мои слова все же зародили сомнения у собеседника. Он даже сдвинул папаху на затылок, позволив мне разглядеть прищуренные черные глаза и почти сросшиеся на переносице густые брови.

Похоже, выбранная мною тактика оказалась правильной. Главное вовремя пресекать все его вопросы и молоть нечто важное и непонятное. Эх, сейчас бы на мое место какого-нибудь народного избранника из моего мира, так он бы вмиг забил этому бородачу весь мозг умными непонятностями. Но и перебарщивать нельзя.

— На кой же им Невский живьем сдался? — задает очередной вопрос Евлампий.

— Какой Невский? — не понимаю я и, судя по взметнувшимся под папаху бровям собеседника, соображаю, что только что сморозил какую-то глупость.