— Говорят, что убили только младшего сына, — вздохнула Кэйтрия. — А всю королевскую семью магический департамент прячет неизвестно где, чтобы чёрные шаманы до них не добрались.

— Ну, про это я помню, — пробормотала Сашка, складывая газеты, но не убирая далеко: собиралась снова заняться изучением языка. — Ты про это говорила. Что сейчас будешь делать?

— Чинить нашу одежду, — удивилась Кэйтрия. — Что ещё?

— Непрактично, — категорически сказала Сашка. — Лучше начни вязать салфетки — дня через два-три продадим, снова будем с деньгами. А одёжка подождёт. Как только у нас побольше денег будет — начнёшь чинить. Эту как раз надо будет постирать — вот и переоденемся в чистое, чинёное. Ты как вяжешь? По схемам или придумываешь на ходу?

— Придумываю, — сказала Кэйтрия и поставила на стол рюкзачок, постепенно выкладывая из него другие покупки.

— А тебе не помешает, если я в это время буду спрашивать?

— Нет, не помешает, я машинально вяжу.

— Кэйтрия, расскажи мне ещё раз про картинки. Они правда так востребованы?

— Да, ты же видела, что их там мало. Как только появляются, их раскупают сразу.

— А кого используют в качестве модели? Ну, с кого срисовывают лица?

Кэйтрия улыбнулась, застыв и мечтательно глядя в пространство.

— Не знаю, — наконец сказала она. — Главное ведь не лица, а то, как они сияют.

Задумавшись. Сашка "увидела" перед глазами старшую сестру. И потянулась за альбомом для рисования и карандашами, в очередной раз благодаря судьбу, что в день, когда она провалилась в этот мир, ей пришлось возвращаться от репетитора. "Ну, Вера, ты будешь моей моделью для первой картинки, — решила она. — А если картинки и впрямь окажутся нарасхват, вспомним картины моего мира. Дед, спасибо, что успел научить меня рисунку. Ты всегда оказывался прав…"

Полчаса они сидели в тишине, подчёркнутой огнём нескольких свечей. Кэйтрия вязала, а Сашка, вспоминая лицо сестры, быстро набрасывала штрихи к будущему портрету, который потом собиралась сделать несколько сказочным, фантазийным, как это увиделось в лавке менялы. Спустя время лицо Кэйтрии из спокойного стало напряжённым. Она встала и налила в две чашки подогретое зелье, снимающее боль. Сашка к этому времени уже кривилась от взвывших ног. Нудная боль будто сковала мышцы — раз почудилось даже, что вот-вот начнутся судороги. Поэтому чашку с зельем, слегка колыхавшимся на самом дне, она схватила без слов.

— Завтра боль будет уже не такая сильная, — тяжело дыша, сказала девушка-эльф, ставя свою чашку на стол. — Зелья остаётся ещё на три-четыре приёма, а потом, думаю, мы сумеем пересилить боль и сами… Алекс, покажи, а?

Сашка ворчливо хотела откликнуться: "А я и не прячу!", но оценила просьбу и кивнула на стол. Кэйтрия бережно подняла альбомный лист.

— Ой… — Её глаза засверкали. — Алекс, ты говорила правду! Как красиво!

— Это не "как красиво", — пробормотала та. — Это — "как хорошо иметь сестру-красавицу"!

— Это твоя сестра? — поразилась Кэйтрия и жалостливо посмотрела на Сашку. — Ты… скучаешь, да?

— Не совсем. — Она забрала у подопечной рисунок и критически вгляделась в лицо. Вера словно улыбнулась ей, и Сашка расслабилась. — Она же замужем. Так что виделись мы редко… Я попробую думать, что мы просто расстались на неопределённое время, но, может, когда-нибудь…

Она промолчала, что в оставленном мире расставания ненастоящие: ведь существовала такая штука, как мобильник, с помощью которого можно было позвонить сестре, чтобы услышать её ласковый голос: "Сашенька! Привет!" Она отвернулась, пока Кэйтрия рассматривала получившийся узор салфетки, и кулаком сняла слёзы.

До времени сна Кэйтрия связала две небольшие салфетки, прочитала обе лекции и, вслух проговаривая, выполнила письменное задание. Сашка к этому времени разобрала-расшифровала, подставляя русские буквы и бурча про себя, ещё одну газетную статью, после чего взялась за разноцветные карандаши и превратила набросок в законченную картинку. Потом вспомнила брюлловский "Итальянский полдень" и принялась за вторую.

— Если завтра будем сидеть дома, ты ведь успеешь сделать ещё несколько штук? — жадно спросила Кэйтрия.

— Тот же вопрос, но с салфетками — к тебе, — усмехнулась Сашка, хотя усмехаться было трудно: хотелось плаксиво распустить губы и морщиться. Боль в ногах нарастала, хотя Сашка думала дотерпеть до упора.