— Ирландец, с вашего позволения… Лет пятнадцать назад кто-то в Парламенте решил, что ирландцев в Империи уже слишком много — плодятся что твои кролики. И, с присущим им гуманизмом, отравили всю направляемую в Ирландию еду.

— Как отравили?

— Ядом, — хладнокровно объяснил Бат. Не было ли в его темных глазах какого-то странного огонька? Нет, должно быть, просто отраженный от поверхности воды солнечный зайчик. — Умер каждый четвертый. Хвала моим родителям — умнейшие были люди, ну вот точно как я — подхватили меня в охапку и сели на первый же пароход Дерри — Лондон и Лондон — Балтимор. Полагаю, тогда-то я так и похудел. На самом-то деле мне повезло — хорошо, что не умер. На пароходе тогда люди мерли словно мухи…

Он скорчил какую-то непонятную гримасу, набрал в ладони воды и с уханьем зарылся в них лицом, словно тема была исчерпана, и не о чем было больше говорить. Может, так оно и обстояло.

Я с удовольствием вдохнул свежий воздух, напоенный влагой и все еще не искрящий извечной пылью, к которой я за минувшие дни уже почти что притерпелся. Огляделся вокруг. А красиво здесь — вот именно в этом конкретном месте. Крошечная рощица, десяток жадно тянущихся к воде деревьев, дюжина кустов, ковер из влажной травы под ногами, переплетенные ветви над головой…

Наверное, это заложено где-то глубоко в подсознании каждого человеческого существа — получать наслаждение от созерцания своей естественной среды обитания. Заметьте — как мало людей готовы вечно смотреть на бесконечные ледяные поля Антарктиды. Наблюдателей ползучих сахарских барханов тоже днем с огнем не сыщешь. А здесь — вот, пожалуйста, даже конченный подонок вроде меня блаженствует, разлегшись на травке посреди этого оазиса. Покой и умиротворение, и даже мысли какие-то дивные приходят, чужие. Остепениться, забросить эту чокнутую гонку за чужими головами, взять красивую бойкую девчушку — да вон хотя бы ту самую милую Изабеллу из больницы — и зажить себе ранчером на своей земле… А что, возможно, было бы и…

— Господь наш Отец-вседержитель, до чего ж хорошо, — Бат вылез из воды и принялся энергично растираться какой-то дерюгой, которую мы нашли в фургоне. — Кстати, мистер Хуан, не подумай, что я слежу за тобой, но я просто не мог не отметить, что ты никогда не упоминаешь о Господе.

— А должен?

— Хм… скажу так, это необычно. Все пройдохи и душегубы, которых я встречал на своем веку, обязательно были с ног до головы обвешаны настоящими и вытатуированными крестами и молились каждые полчаса. Просили у Отца Небесного прощения за те непотребства, что только что сотворили. Вероятно, волновались насчет попадания в Царствие Его. А тебя этот вопрос, как я погляжу, совсем не интересует?

— Не особенно. Видишь ли, я точно знаю, что бога нет.

Скользкий Бат покачал головой.

— Как ирландцу и католику, мне больно слышать эти слова, но поскольку шансов побороть тебя в рукопашной схватке у меня нет, ограничусь лишь кротким вопросом, сделавшим бы честь самому Спасителю: «как так?»

— Наш несчастный, погрязший в злобе и грехе мир, как ты, наверное, знаешь, вовсе не стоит посреди небесной тверди, — сказал я. — Он несется в темной и холодной пустоте, черном ужасе бесконечного и равнодушного космоса. За нами никто не присматривает, никто не отвечает на наши молитвы и вопли страха. Мы одни застряли на этой крошечной планетке. Совсем одни. И знаешь…

Он перестал прыгать на одной ноге, вытряхивая воду из уха.

— Что?

— Если бы люди чуть пошире открывали свои глаза, снимали шляпы и выбивали дурь из собственной тупой башки, они бы и сами это увидели. Что нет никакой разницы, христианин ты, иудей или, скажем, мормон. Твои поля всегда засыхают, куры дохнут, а посевы сжирает саранча. Твои родные всегда умирают, порой в муках, как бы сильно они ни молились. Младенцев уносит лихорадка, а праведники заканчивают свои дни в петле.

— Это…

— Чистая правда. Торжествует невежество и жестокость. А, у соседа Джона град побил весь маис? Он плохо молился, бог наказал его! А, у меня перестали доиться коровы? Это испытание господне, ведь я добрый христианин! Но истина в том, что всегда кому-то хорошо, и всегда кому-то плохо. И для осознания этого простого факта вовсе не нужно читать сотни страниц книги, написанной на мертвом языке тысячи лет назад. Дела обстоят куда проще. В каждый момент нашей жизни кто-то страдает, а кто-то наслаждается. Таков порядок вещей. И в моих интересах наслаждаться этим порядком как можно дольше.

Ручей журчал. В зеленых кронах посвистывал легкий ветерок.

— И что же, — вежливо проговорил Бат, лицо темное от гнева, — по-твоему выходит, что нами руководит чистый случай?

— По-моему, — сказал я, — нами руководим мы сами. Наши мысли и дела. А случай — это то, что большинство олухов вокруг принимают за бога.