Я крадусь у стены ближайшего сарая — черт его знает, для чего он предназначен, но у меня на него большие планы. Дверь не заперта. Внутри пыльно и темно — счастье, что у меня на лице шейный платок, а в темноте я вижу не хуже какого-нибудь волка. Окна всего два, и одно из них выходит как раз на тот злополучный двор, где лейтенант Куртц планирует осуществить массовую казнь. Теперь главное играть убедительно. Хороший расчет времени — и дело может выгореть.

— Что ж, гамадрилы, — сухой и жесткий голос лейтенанта хлыстом полосует жаркую тишину. — Я давал вам возможность остаться в живых, вы ей не воспользовались. Некого винить, кроме самих себя. Это армия. Должна быть дисциплина.

Солдатики тем временем совсем приуныли — мокрые от пота тени едва-едва разбавляют сухой песок. Стадо. Безвольное и тупое стадо. Мне нужны сейчас именно такие.

Лейтенант взводит курок, то же самое делаю и я. Звуки сливаются в один и не привлекают внимания.

— Да смилуется господь в своей неизбывной доброте над этими глупыми крестьянами, — говорит лейтенант. Я не говорю ничего и мягко тяну за спусковой крючок.

Тут мне не везет. Вернее сказать, не везет одному из солдат. Слишком долгий мертвый ход у моего револьвера, а пристрелять его как следует все руки не доходили. Поэтому лейтенант все же успевает выстрелить первым, ствол его револьвера окутывается облаком вонючего синего дыма, а одна из фигур в застиранной серой форме шатается и валится оземь.

— А-а-а-ах, — выдыхает кто-то из оставшихся стоять на ногах.

Прошу прощения, мертвый парень, ты был незапланированной жертвой и ты пал не от моей руки. Если тебе так легче, то убийца понесет заслуженное наказание.

Бах!

Вот так.

Практически, между выстрелом лейтенанта и моим, пробившим ему грудь с левой стороны, проходит самое большее секунды три.

— Что это? — говорит он своим скрипучим голосом, одновременно разворачиваясь и медленно оседая. Лейтенант битый волк, старая школа, он еще пытается держать марку и проигрывать достойно, но револьвер в его руке дрожит и смотрит стволом в землю.

— О, ничего особенного, — отвечаю я, выходя из своего укрытия. — Не задерживай очередь, парень, получил свою пулю — отваливай. Харон уже заждался.

— Абер дох… нур айнцих… ферфлюхте хунд… — он бормочет что-то еще, валяясь в пыли и скребя по земле сапогами, но меня это уже не занимает. Это отнюдь не конец, и на меня теперь смотрит пять пар перепуганных черных глаз. Ситуация щекотливая, и одно неправильное слово, одна лишняя интонация могут закончиться совсем нехорошо. Убить, конечно, не убьют — без оружия-то — но с фургоном можно будет распрощаться навсегда. С первым в моей жизни здесь контрактом.

Важный момент: лейтенант уже выбыл из игры, но его положение в цепочке командования понятно, и за убийство офицера предусмотрено вполне конкретное наказание. А вот меня в этой цепочке нет совсем, и что им обломится за мою смерть — пока неясно. Именно этим, а вовсе не их бараньей покорностью перед лицом смерти, я склонен объяснить тот факт, что я все еще жив. Предпочитаю не думать о людях плохо.

— Лейтенанта больше нет, — говорю я негромко. — И сделал это я.

Ноль реакции. Парни обалдело пялятся то на тело товарища, то на валяющегося на земле офицера. Наконец один хрипло выдавливает:

— Он застрелил Уилла!

— Именно так, — соглашаюсь я. — Лейтенант Куртц застрелил Уилла, а я застрелил его. Такой уж я человек — не могу пройти мимо несправедливости. И теперь он мертв, а вы, наоборот, живы.

— Я… еще… — доносится откуда-то сбоку. Живучий парень, даже завидно.

Рядовые смотрят хмуро.

— А нам-то что? — цедит наиболее догадливый. — Как теперь?

— Обыкновенно, воины, — радую открытием я. — Пять минут назад у вас был один путь, в неглубокую песчаную могилку за воротами форта. Сейчас появились варианты. Скажу честно: я здесь не по его душу и не по вашу. Мне нужен только этот фургон. Покойный рядовой… как его… Блэк — вот, он был мой человек. Но раз его нет, справлюсь сам. Мешать мне не следует — мне что одного положить, что вас всех, глаз не моргнет и рука не дрогнет. Если броситесь вместе, то вы меня, конечно, завалите, но как минимум трое об этом никогда не узнают.

— Что от нас нужно? — ну, хотя бы за одного парня можно сказать спасибо его родителям, не полный идиот получился. Соображает.

— Не мешать мне. Организованно отступить в кухню — ваш повар тоже работает на меня, как и парни за этими воротами.

— Повар Кук твой человек?

— Точно. Он расскажет, что делать. Придумаете легенду — историю, которую будете рассказывать потом капитану и подслеповатому каптенармусу. Я бы советовал вот что: в оружейный двор неожиданно ворвался бешеный громила с дробовиком наперевес. Косматый, рыжий, рычащий на непонятном языке — возможно, русский, их неудивительно встретить в этих местах после ликвидации Форт-Росс в Калифорнии… Негодяй обезоружил героического лейтенанта Куртца и убил из его револьвера беднягу Уилла, после чего изрешетил и самого лейтенанта. Далее направился к фургону, но вы залегли и больше ничего не видели. Красивая история. Даже жаль, что все было не так.