— Прекрасно. — Я сел на топчане. — Ты поступил правильно, Батхорн. Если бы тебе пришла в голову мысль перерезать мне горло там, на плоскогорье, ну, когда я принялся болтать сам с собой, все могло закончиться куда печальнее. Для тебя.

— Что вы, мистер… — он выглядел потрясенным. — Вы и раньше пугали меня до усрачки, а уж теперь… Изволите перекусить наскоро перед выездом?

— Нет нужды.

Я поднялся, нашел на ближайшем ящике сомбреро и пончо.

— Едем.

Убежище Скользкого Бата было устроено хитро — это была, по всей видимости, надземная часть каких-то горных выработок, может быть, угля или меди. Узкий извивающий тоннель вел вглубь горного массива, под ногами хрустел щебень и песок, и весь вид этого увядающего царства как бы говорил случайно забредшему путнику, что искать здесь совершенно нечего. А на самый крайний случай в конце тоннеля имелась наглухо закрытая деревянная дверь с большим знаком вполне официального вида: «Осторожно! Ядовитый газ». Плюс череп с костями. Простолюдинов должно было убеждать.

Рядом, по уверениям Бата, имелись и другие коридоры, а также ведущие почти отвесно вниз штольни и шахты, но соваться туда он решительно отказался — нехорошее, мол, место. Да я и сам это чувствовал — только сделав несколько шагов в каменный лабиринт, выраставший из тени за пределами скромной батовой хижины, я почуял какой-то неправильный ветерок, а в голове зашумели, заквохтали, забились чужие мысли.

Конечно, в шахты идти не следовало.

Выбравшись наружу, под небо, я понял, почему в хижине у Бата казалось настолько темно. Пока я спал на землю опустился густой как молоко туман и окутал пустыню непрозрачным тусклым одеялом. Не то, чтобы меня это смущало, скорее наоборот — в эдакой простыне любая погоня собьется со следа быстрее, чем тот мальчик сумеет крикнуть «волки!»

Но во влажном маслянистом воздухе определенно ощущалась тревога.

— Батхорн! Фургон!

— Кобылки запряжены и готовы скакать, — Скользкий Бат подошел, вытирая чем-то руки. — Не о чем беспокоиться, босс. Нет, поправочка: беспокоиться стоит об этом чертовом тумане. Не нравится он мне.

— Не помню, чтобы заставлял тебя на нем жениться. Полчаса езды до города, говоришь? Поехали, и покончим с этим!

Бат кивнул, угнездился на козлах и взмахнул хлыстом.

Насчет получаса, впрочем, он явно погорячился — туман тянулся мимо унылым серым полотнищем, в котором мелькали порой смазанные темные силуэты. Лошади ступали шагом, фургон катился по мягкой влажной пыли спокойно и ровно. Бат, правда, нервничал все больше.

— Что-то не так, мистер Хуан, — сообщил он мне спустя минут сорок. Точнее определить было сложно, с часами имелась некоторая напряженка — Мы уже должны были въехать в Роуэн-Хилл, но… я не вижу даже их ворот. И не слышу ни звука.

— А каким должен быть звук от их ворот? — заинтересовался я. — Он здесь какой-то особенный?

— Суть не в этом, просто Роуэн-Хилл — большой перевалочный пункт для десятков торговцев, коммивояжеров и прочего ушлого люда вроде меня, на воротах стоит импровизированная таможня, взимающая символический налог в пользу города. Но сейчас вкруг совершенно тихо.

— Может, мы сбились с пути?

Он шмыгнул носом.

— В чертовом тумане все возможно, да сэр. Потому-то я и сказал, что он мне не нравится. Только поэтому, босс.

Он безбожно врал, конечно. В тумане рыскали тени, которые видел даже я — и они совсем не походили на человеческие. Влага и сырость нагоняли тоску. Ненавижу эдакую погоду.

Я коснулся пояса с револьвером и решительно соскочил с фургона.

— Думаю, мне пора прогуляться и переброситься парой слов — или не слов — с теми джентльменами, что так невежливо наблюдают за нами из-под сопливых вежд тумана.

Что я несу? Какие еще сопливые вежды?

— Эй, босс, постойте! — Скользкий Бат откровенно запаниковал. — Я… давайте я с вами? — Он сообразил, что сказал глупость. — Вы… э… а что, если вас убьют?

Не менее глупо получилось, если подумать.

— Что за чушь ты несешь, Батхорн. — Я уже сделал с десяток шагов, фургон приглушенно катился сбоку, постепенно угасая в тумане. — Меня невозможно убить, забыл?

— Босс! — он заорал так громко, что одна из лошадей среагировала, откликнулась приглушенным ржанием. — Мистер Хуан!

— Что? — мне тоже приходилось повышать голос. Чертов туман глотал звуки и приносил свои. Шипение, поскрипывание… иногда что-то, похожее на голос.

— Город! — непонятно, чего было больше в его вопле — пропитой дешевым ирландским виски хрипоты или искренней радости. — Богом клянусь, это он! Эх, никогда я еще не был так рад видеть эти убогие стены. Мистер Хуан! Иисусе, похоже, мы снова избежали смерти! В первой же церкви поставлю свечу высотой в шесть футов, клянусь, дай только добраться!