* * *

— Могу я поинтересоваться, откуда у тебя взялась та связка динамитных шашек? — нарушила молчание Алика некоторое время спустя, когда мы уже покинули речную долину, а в ушах перестало звенеть эхо от взрыва.

Я открыл рот, подвигал челюстью и несколько раз энергично сглотнул, чтобы окончательно восстановить слух.

— Полагаю, можно сказать, что это был подарок от тех сил, Горацио, которые и не снились вашим мудрецам. Также можно сказать, что он был последним — динамита у меня больше нет. Дальше придется обходиться своими силами.

Чтобы спустить шашку с подожженным фитилем на точно отмеренный участок дна осушенного русла, нам понадобилась длинная веревка и груз. Веревку мы изъяли у одного из убитых. А грузом выступил наш старый знакомый Билли. Правда, для этого его пришлось сначала связать, а потом еще и угостить добрым ударом по голове. Но груз из него получился на загляденье, тяжелый и устойчивый — да и связка сработала как часы. Впрочем, не совсем как часы: разорвалась она значительно громче, уши нам обоим заложило весьма добротно, а несколько мелких осколков долетели до меня и рассекли кожу под глазом. Алика обошлась без потерь.

Когда рассеялось пыльное облако, стало ясно, что дело сделано — в запруде оказалась серьезная брешь в шесть футов шириной. Немного, разумеется, но вода, устремившись в нее под напором, вскоре сделает свое дело. Оставшиеся камни, скрепленные илом и глиной, размоет, и река снова войдет в свое старое русло.

Мы сделали это. Сделали то, что должны были. Плюс разжились немалым количеством трофеев: ружьями, револьверами, грудой разномастных патронов и мутной бутылью довольно дрянного спиртного.

— Кстати, о своих силах, — прочитала мои мысли Алика. Она покачивалась в седле уже с некоторым напряжением — сказывалось отсутствие привычки. — Мы же сделали все по уговору, верно? Дали городу воду, подарили жизнь. Бескорыстный поступок, все без обмана. Что случится теперь?

— Честно говоря, — проворчал я, — я надеялся, что в тот же самый момент разверзнутся небеса, вниз прольется поток света и спустятся крепкие парни в белых сомбреро и ракетных ранцах, которые с песнями наденут на нас цветочные венки и заберут… ну, куда-нибудь. Согласен даже на мой родной мир, только бы не оставаться здесь. Но, по всей вероятности, этого пока не произошло. Ничего, будем ждать.

— Я согласна, — откликнулась девушка. Быстрыми движениями плеч она разминала себе шею — увлекательное зрелище. — Подождем. Не то, чтобы у нас были какие-то другие варианты. Может, прокатимся еще куда-нибудь, только через пару деньков? Моя мягкая слабая дерьер, прошу прощения за откровенность, сейчас жаждет одного — полежать на уютной кушетке, а не того что ты, наверное, подумал. Впрочем, к тому, о чем ты подумал, мы тоже можем вернуться. Чуточку позднее.

— Здравая идея.

Несколько минут мы продолжали путь в молчании. Солнце уже почти касалось горизонта, изрезанного черными в его красноватом свете горами.

— Однако, честно сказать… — я окинул озабоченным взглядом груду трофеев, навьюченных на третью, заводную лошадку, которую я беззастенчиво позаимствовал у покойного белого ковбоя, — Если мы будем продолжать работать в том же духе, нам определенно не помешал бы третий. Оруженосец или вроде того. Отчего бы нам не взять третьего, Алика? Может, эту твою Мишель из публичного дома?

Алика фыркнула.

— Вряд ли. Мишель зарабатывает за неделю столько, сколько нам не снилось и за год. И кстати, чтобы ты знал, Мишель — это он, а не она.

— Что?

— Люди бывают разные. И нравится им разное. И ведут они себя по-разному. Я знаю нескольких таких. Например, Мишель.

— Тьфу, черт!

— А что? — она поглядела на меня невинными, озорными глазами. — Это имеет какое-то значение?

— Чертовски верно, имеет!

— То есть, будь ты по-прежнему убежден, что он — женщина, ты бы ухаживал за «ней», говорил любезности, услужливо подносил бы зажженную спичку? А теперь будешь только плеваться и рычать «черт»?

— Тебе-то что с того?

— Мне? — она задумалась. — Нет, мне ровно ничего. Когда мне кто-нибудь нравится, я беру и укладываю его… или ее… себе в постель. Я в ладах с самой собой и не думаю долго, потому что знаю, что взаимная симпатия куда важнее каких-то там идиотских размышлений насчет «мальчик или девочка». Тот, кто не думает слишком много, живет дольше — и счастливее. Но я вижу, до чего тебя перекосило. Звучит неправильно, по-твоему?

— Да.

— Боже мой, до чего же ограниченное мышление. Из какой отсталой средневековой дыры ты выбрался, парень?

Я не ответил. Я внимательно смотрел вперед. Там, застилая низкие вечерние облака, тек по воздуху густой черный дым.

Горел город.

В том, что случилось, нельзя винить никого. Никого, кроме нас самих. Да и не в моем это характере — винить других людей за свои решения. Сами, все сами. В общем, мы решили въехать в город. Но только не сразу.