— Что это значит? — спросила Алика, прищуренными глазами наблюдая за дымными облаками, расплывающимися по оранжевому закатному небу. Голос у нее сделался напряженным.

— Если исключить версию, что кто-то из наших воняющих мочой и навозом друзей заснул в борделе с сигарой во рту, — задумчиво сказал я, — то остается предположить, что это хороводят парни, прибывшие в Роуэн-Хилл по мою душу.

— Ты не говорил, что за тобой погоня или что-то в этом роде.

— Потому что не предполагал, что они доберутся сюда так быстро, ждал их здесь минимум дня через два. Точнее, не ждал, собирался сдернуть задолго до этого. Да и вдобавок не думал, что ты сможешь мне помочь в этом вопросе, чего уж там.

— И до сих пор не думаешь?

Я внимательно рассмотрел ее, эту невысокую хрупкую девушку, которая за минувшие несколько часов принесла мне больше пользы, чем все остальные обитатели этого гиблого места, вместе взятые.

— Я бы предпочел, чтобы ты не ввязывалась в то, что случится здесь в совсем скором времени. Это не твоя драка, да и вряд ли нынешние парни будут похожи на простаков с запруды — это настоящие волкодавы, и биться они будут всерьез.

Алика подбоченилась.

— Это все?

— Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-то случилось, — сказал я честно.

— Ха! Вот это признание! Что случилось с суровым, как ковбойский ботинок, парнем, которому перерезать чужую глотку — словно куриное крылышко разгрызть? Или пробудилась твоя условно прекрасноликая душа?

— Ничего не случилось, да и душа по-прежнему спит вечным сном где-то на холодном заснеженном полюсе. Мы всегда скалим клыки внешнему миру. Просто потому, что он внешний, и значит, чужой. Но наша жизнь состоит не только из мерзкого стального оскала. Есть еще и то, что находится внутри. Свое. Родное.

— И я, значит… — протянула Алика. Я очнулся.

— Застряла где-то между этими двумя крайностями. Да. Именно так.

Девушка криво усмехнулась. Наваждение рассеялось. Мы все еще двигались неспешным шагом в направлении горящего Роуэн-Хилла — оставалось до него еще, наверное, минут пятнадцать спокойной езды, и руке у меня были вожжи и револьвер, а в голове спокойствие. Банды о «Куилинна оказалось недостаточно для того, чтобы распрощаться с Отстойником, к ней добавилась дамба, лишившая горожан воды. Но и одной дамбы тоже мало — теперь мне придется разбираться с целой оравой головорезов из Сан-Квентина, причем безо всякой гарантии успеха.

Мне — потому что Алика останется здесь. Я не буду впутывать ее в свои дела, несмотря ни на что. Я хочу, чтобы она жила. Я хочу… а, черт с ним. Я так хочу — и точка.

Воздух отяжелел и начал пахнуть горьким металлом, в нем принялись мельтешить частички черной сажи. В лицо повеяло нагретым воздухом, словно рядом дышало что-то огромное и живое, насмешливо наблюдающее за двумя глупыми людскими фигурками. Не такая уж приятная мысль, если как следует задуматься.

Воздух разрезал вопль. Мужчина. И не так уж далеко.

— Это твои парни развлекаются? — Алика старалась выглядеть спокойной, но голос все равно предательски подрагивал. — Или…

— Без обмана, — подтвердил я. — Поеду разберусь.

— Я с тобой.

— Нет.

— Послушай…

— Не думай, что я забочусь о тебе, девочка. — Это вышло не совсем натурально, но так даже лучше. Пусть она подумает, что вот эти деревянные нотки в моем голосе — от безразличия. — Это мои дела, понимаешь? Лично мои, и тебе там делать нечего. Сообразила теперь?

— Нет, — у нее оказался точно такой же деревянный голос. До чего равнодушная птица мне попалась. — Я и не думаю. Вот только… я тоже хочу на выход. Отчаянно хочу, Лейтенант. Пожалуй, даже больше, чем ты.

— Не понял.

— Тебе для того, чтобы выбраться, нужно было разбить запруду — да и то не сложилось. Потому что ты убил каких-то чужих людей. А я… я когда-то убила собственного ребенка.

Вокруг медленно перемещался горячий темный воздух, солнца уже не видно, а небо в вышине — красное.

— Я была под кайфом, — лицо Алики неподвижно, будто маска из папье-маше. — А малышке Лиззи только исполнился годик, и она все время кричала. Помню, мне ничего так сильно не хотелось, только чтобы она наконец-то перестала кричать. Я выбегала из дома — мы жили на острове, вокруг пальмы и океан, полный штиль, но ее визгливый крик доставал меня и там. А может, это в небе кричали чайки.

— Не желаю это слушать, Алика.

— Так заткни уши, — посоветовала она. — Потому что я все равно расскажу. Все это дерьмо давно пора вытащить на свет Бо… в общем, на воздух. Она визжала, моя маленькая Лиззи, а я ходила по песку вдоль прибоя — никакой гальки и ракушек, очень удобно — и молилась. Молилась, чтобы эта мерзкая дрянь наконец-то заткнулась. И на воде была эта длинная яркая дорожка. Такой классный кайф, закаты… Мне нравилось жить на острове.

Впереди снова кто-то закричал, уже громче.