Они нырнули сначала в совсем темные, с крохотным оконцем, сени, потом, — в почти такую же темную горницу, — тоже с единственным маленьким окном, — и, наконец, попали в небольшую спальню, похожую на внутренность ящика: все её плоскости состояли из грубых, необделанных досок. Здесь стояла лишь большущая кровать, — с пышной, ослепительно белой периной, — и что-то вроде комода, на котором ровно горела единственная толстая свеча. Окон в комнатке не было, все двери за собой Машка тщательно заперла. На какую-то минуту они замерли, нетерпеливо и с испугом глядя друг на друга в предвкушении чего-то невероятного… и тут Димка проснулся.

Ничего себе сон, подумал он, отбросив одеяло. Что-то же должно было там быть, что-то такое… ну очень интересное…

Недовольно помотав головой, он выбрался из палатки. Машка непобедимо спала, — как и Сергей, и Борька, и мальчишка не стал их будить.

Снаружи он словно нырнул во влажный, лишь слегка прохладный воздух, одуряюще пахнущий мокрой травой, вдохнул его так, что грудь, казалось, сейчас треснет, потянулся, поднявшись на пальцы босых ног, помотал головой, засмеялся…

Вокруг ещё только занималось утро, — солнце уже взошло, но еле пробивалось через щели в слое высоко висящих синеватых туч. Легкий ветер шуршал и шелестел высоченной травой. Вчера они вышли из леса и оказались на громадной холмистой равнине, спускавшейся к самому Морю Птиц, — оно уже смутно синело впереди. За ним, на юге, лежала мгла, скрывая невидимую отсюда цитадель Хозяев.

Ничего, мы до вас ещё доберемся, подумал мальчишка, продолжая осматриваться. Между палаток весело потрескивал костер, Ирка и Аглая хлопотали у него, — варили кашу на завтрак, конечно… Рядом с ними сидел Макс, положив на колени копье, — караулил, хотя от кого?.. Зверья в этих степях кроме смешных, по колено ростом, оленьков, на которых и охотится-то стыдно, не водилось, люди тоже почему-то не жили, — простор и раздолье, одним словом. Холмы, словно застывшие огромные волны, между ними — ручьи и рощицы, всё такие красивое, словно это и не мир, а какой-то огромный парк. И при этом, — всё дикое, словно здесь никогда не ступала нога человека. Травища по колено, идущая от ветра волнами, — вот и всё, что они тут видели, собственно…

Разобравшись с неизбежными утром делами, Димка подошел к костру. Одеваться совершенно не хотелось, — сейчас он словно плыл в этом воздухе, как рыба, — и Аглая покосилась на него, но ничего не сказала, почему-то…

— А что там за истуканы стоят? — спросил Димка Максима, показав на три фигурки, торчавшие на гребне холма. — Вчера ж вроде не было…

— Где? — Максим оглянулся, но странные фигурки уже исчезли, — то ли легли, то ли нырнули за гребень. — Да померещилось тебе.

— Да я точно видел! — возмутился Димка, — столбы столбами, и без лиц — как они ходить-то могут?

— А, так это Астеры, наверное, — отмахнулся Максим. — Не бойся, они безобидные.

— Кто? — ошалело спросил Димка.

— А, так ты не знаешь же, — ответил Максим. — Мне тут Льяти ночью рассказал… под утро уже. Это племя такое. Живут тут в рощицах, в шалашах, промышляют рыболовством, и не общаются ни с кем. Даже личины из коры носят, чтобы никто их лиц не видел. Вот. А по ночам жгут они на верхушках холмов костры и поклоняются звездам — ну, так говорят. А днем на холмы они не поднимаются, — табу такое у них… И ни к морю, ни к лесу не подходят…

— Ничего себе… — Димка почесал в затылке. Мысли и так были взбудоражены сном, а тут ещё такая загадка… — Может, они и не люди вовсе?

— Да не, Льяти их видел же, — отмахнулся Максим. — Люди как люди, даже красивые… очень. Только стеснительные. А может, просто языка здешнего не знают, хотя так и не бывает вроде…

— Льяти где? — спросил Димка. Ему не терпелось уже повстречаться с этими таинственными незнакомцами.

— Да вон он, дрыхнет, — Максим показал на торчавшие из-под шкур босые ноги, — да не буди его, он полночи нас караулил и про звезды трындел, спасу нет. Вот же язык без костей!..

— А, пусть спит тогда, — Димка вздохнул. — Слушай, а он не рассказывал, кто тут ещё бродит?

— Почему, рассказывал, — Максим пожал широкими плечами. — Туа-ти, говорят, вообще самое старое здешнее племя, — они здесь чуть ли не пять тысяч лет, и всё это время кочуют, весь здешний мир из края в край обошли, только к Морю никогда не подходят, — боятся Хозяев. Но они от древности вроде как тронулись, — тоже ни с кем не говорят и никому не доверяют. А может, они и говорить-то не могут, потому что не люди, — у них щеки и плечи все синие, но не сплошь, а узорами, словно у змей. Бр-р-р! Зато тут другие ещё есть — арии, вот. Виксены их ещё Воронами зовут, за татуировки.