— Уж не знаю, что там у них будет, — но вождем Терри больше не быть, — ответил Игорь. — Вождь рыбаков, не умеющий плавать, — да над ним всё племя ржать будет! Он же говорил, что лучше всех плавает, — а что не плавает, так вождю не положено. Не царское, мол, это дело… Ну и зуб, ясное дело, на него там много у кого есть.

— А почему ж его тогда не скинули? — спросил Димка.

— А потому, что он всех, кто против него, подставляет. Возьмет чью-то вещь и подбросит, а когда её хватятся, «найдет», да так, чтобы все видели. И поди, докажи, что не вор. Или лежалую рыбу на обмен подсунет, чтоб испортилась, — а менявший виноват. Или просто кому скажет, что тот про него плохое говорил, и тот того побьет. Там все про это знают, но никто не хочет неприятностей. Трусы они, а вдобавок и жулики. До того, как сюда вот попасть, они жили в Аматоре, а там капитализм был, ещё похуже, чем в Атлантиде…

Димка вздохнул. Он уже слышал, что в странном мире Союза Народных Республик Атлантида была не затонувшим мифическим материком, а большой страной за океаном, вроде Америки, где пышно загнивали прежние, буржуазные порядки. Они так глубоко въелись в плоть аматорцев, что даже здесь они остались верны им, — обманывали и воровали, хорошо хоть, не угнетали никого… С этим тут справлялись и без них. Морские Воришки, например, попали сюда из какого-то рабовладельческого государства, вроде земного Карфагена. Хоруны, по слухам, и вовсе происходили из какого-то совершенно жуткого места — вроде земной Ассирии. А немцы — так и вовсе фашисты недобитые, хотя ничего плохого про них вроде бы не говорили, и давным-давно даже не видели их…

— Так, — Игорь прислушался к доносившемуся из селения шуму, и вытащил из-за пояса два кремневых ножа. — Пока они там власть делят, давайте резать лодки. Хватит, попиратствовали…

— Резать что? — спросил Димка. Получив столько ударов по башке, соображал он явно не очень хорошо.

— Лодки, — повторил Игорь. Он бросил ему второй нож — Димка едва поймал его — а своим начал пилить скрученный из волокон канат, который стягивал тростниковые связки.

— А, — Димка присоединился к нему. Нож оказался неудобный, — но зазубренный клинок резал неожиданно хорошо. Канат тут же лопнул и он сел к следующему. Лодка на глазах разваливалась, превращаясь в груду тростника. — А как они жить потом будут? Без лодок?

— А тут наши скоро будут, — Игорь замер, очевидно, пережидая приступ тошноты. — Разберемся. Да и рыбы они мало ловят. Тут, на островах, штука такая растет, вроде дикой картошки — они, в основном, её и жрут. Ну и дань с соседей берут, не без этого. Ты лучше режь давай…

Димка взялся за очередной канат. Работа оказалась несложная — ломать не строить — и через несколько минут от всей пиратской флотилии осталась только груда тростника. Остальные с тревогой посматривали на селение, — но его обитателям пока было не до них…

— Ну, вот, — сказал Игорь, поднимаясь. — Ещё весла бы сжечь, — но это потом. Давайте за вещами пойдем…

Возвращаться в селение не хотелось, — но оставлять свои вещи ворам Димке не хотелось и подавно. Подобрав лук, он пошел вслед за Игорем, за ними потянулись остальные. Ворота никто не охранял, — а внутри им предстала дивная картина. Крых с дружками был привязан к столбам, предназначенным для пленников. Все они выглядели, как клоуны, — было видно, что в них бросали гнилыми фруктами, протухшей рыбой и вообще всем, что удалось найти в помойной яме. Возле дома вождя громоздилась целая гора вынесенных вещей, в ней рылись, видимо, их бывшие владельцы. Самого Крыха несколько бывших рабов деловито обкладывали связками тростника, словно монахи на картинке сожжения Джордано Бруно. Пусть он их и угнетал, представления о справедливости у них явно оказались жутковатые. Не то, чтобы Димка был против, — обожженный бок дико болел, — но ему стало гадко и противно. Во всех читанных им книжках восставшие так не поступали.

— А ну, прекратите! — крикнул он, поморщившись от боли, — голова болела всё же жутко. Он даже пощупал её, чтобы убедиться, что она не проломлена.

— Так он же не тебя… — мальчишка уставился на его обожженный бок и замолчал.

— И меня, — хмуро сказал Димка. — Ребята, нельзя так.

— А как? — хмуро спросил бывший раб. — В ножки ему пасть?

— Его будут судить, — сказал Игорь. — И других.

— И что? — спросил мальчишка. Лицо у него было худое, грязное, украшенное парой свежих синяков. — На необитаемый остров сошлете? А толку? Утопится — и опять на воле.

— Крых не утопится, он трус, — сказал ещё один бывший раб.

— А толку? Дружки всё равно за ним приплывут. Шли бы вы отсюда…

— Ну, зажарите вы его — и что? — спросил Игорь. — Опять на воле будет. Только озвереет ещё больше.

— А пусть получит за всё хорошее! Ему нас можно, — а нам его нельзя?