— Зачем вы здесь, Артур? — вдруг произнес отец Грегос. Этот вопрос, казалось бы, смутил сразу всю студию. — Зачем вы здесь… по-настоящему? У меня нет цели задеть вашу область познаний и вашу жизненную позицию. Почему же вы так стремитесь уничтожить мою? Неужели это ВАШ способ защищать свое положение? Все, что вы говорите… да, это было. Но это было в прошлом. Нынешнее положение вещей… оно ведь совсем не такое. Вы так отчаянно цепляетесь за прошлое, но… вот он я. Человек церкви. Нет, человек Бога двадцать первого века. При мне нет факелов, нет индульгенций. Мое оружие — это мои слова. Все что с нами сейчас происходит, так это просто разговор, Артур. Я вам не враг.

В этот момент весь зрительный зал увидел, как Артур Фрост закрывает свои глаза. Заметил он и то, как астрофизик наклоняет голову вниз, словно бы борясь со всеми мыслями разом, посетившими его голову.

Выдержав небольшую паузу, Джеймс Грувер осторожно подошел к Артуру Фросту.

— Артур?

— Понимаете, отец Грегос, — тихо произнес Артур, наконец вернув себе былое самообладание, — я вынужден защищаться лишь потому, что вы, вы везде. Вы приходите в школы и проповедуете свою религию. Более того, вы сидите в своих кабинетах и дошли до того, что на полном серьезе начинаете решать, какую именно литературу школьникам стоит читать, а какую нужно запретить. Это же ненормально. Я не прихожу в вашу церковь и не читаю труды Дарвина. Придет день, и мне стоит ожидать вас с вашими правилами в своем кабинете? Я лишь хочу, чтобы вы занимались своей религией в отведенном для вас месте и дали людям выбор. Религию и науку можно совмещать. Можно верить во что-то лучшее и не быть невежественным. Но тянуть одеяло на себя… разве это поступок Бога? Мне не нужно, чтобы кто-то диктовал мне, как жить, каким бы могущественным бы вы его не изображали. Я человек, и я свободен от рождения и до смерти. Вы правы лишь в одном, отец Грегос, Бог во мне, но лишь только потому, что я сам себе Бог.

Некоторое время святой отец обдумывал слова астрофизика в полной тишине. Даже Джеймс Грувер, человек, для которого рейтинги, скандалы и эпатаж были чуть ли не самым главным в карьере, наверное, впервые в жизни был по-настоящему заинтересован ответом священнослужителя.

— Мистер Фрост, — столь же тихо ответил отец Грегос. — Я всего лишь один из тысячи священнослужителей, и моя власть не так обширна, чтобы влезать хоть в какую-то сферу человеческой жизни. И слава Богу! Единственное место, куда могу влезть лично я — это человеческая душа. Я хочу, действительно хочу спасти людей. Не человечество. Но хотя бы одного человека. Сделать его не образованным, но сильным душой. И дело не в религии. Дело в силе духа. В простом разговоре между мною и человеком, который сам приходит ко мне лишь только потому, что не всем быть ученными. Нужны и такие люди, как мы. Вы не на того человека спускаете псов, мистер Фрост. Я не умаляю науку. Просто я отдал себя чему-то иному. Надеюсь, мы друг друга поняли.

— Да, надеюсь, — ответил Артур. Теперь в его голосе звучала лишь одна усталость. Артур Фрост понял, как сильно он хочет домой.

В полной тишине ни святой отец, ни астрофизик больше не смотрели друг на друга. Казалось, каждый из них находился в своих собственных мыслях.

Наконец, ведущий, придя в себя и осознав, что большего из данных дебат не высосешь, обратился к залу, натянув на себя самую фирменную улыбку. Со всей своей жизнерадостностью, которая только могла быть, Джеймс Грувер изрек следующее:

— А мы прерываемся на небольшую рекламную паузу! И помните — у медали две стороны.

***

Под нескончаемый и всеобщий гул аплодисментов по ту сторону телеэкрана, официант «Время ленча», посчитав данную передачу более ни для кого не интересной, быстрым движением руки переключил «Двуликую медаль» на более однозначный канал.

Корреспондент местного канала новостей еле слышно для человеческого слуха (чему послужила старая добрая телевизионная рябь) передавал сообщение, по обрывкам которого можно было понять примерно следующее:

— Штормовое предупреждение, передаваемое сегодняшним утром, начинает набирать обороты и становится серьезной угрозой для всех жителей. Мы не рекомендуем в ближайшее время выходить жителям из своих домов без крайней необходимости и садиться за какие-либо транспортные средст… будьте бдитель… некоторые дороги…

Последние слова окончательно и бесповоротно были поглощены ненасытной рябью ящика с картинками. Вестник, отведя свой взгляд от телевизора, вновь повернул голову к окну и устремил взор куда-то вдаль. За пределами «Время ленча» окружающая местность осыпалась дождем, который возник почти незаметно, но теперь набирал такие обороты, что его не заметил бы только слепой (и глухой тоже). Но Вестник смотрел еще дальше, сквозь дождь, туда, где человеческий взор бессилен. Туда, где было бессильно все.