попробовал оглядеть местный пейзаж еще раз, который, как он рассчитывал, окажется последним, что он увидит. По крайней мере, на этом свете. С крыши пятидесятиметрового жилого здания все выглядело куда проще, нежели снизу. Здания поменьше разлеглись по округе, словно десятки деталей от конструктора Лего, а перекрестки вдоль домов были заполнены сотнями разноцветных автомобилей, которые, переливаясь, создавали одну большую и неповторимую гамму красок. Шум автомашин доносился даже на крыше, и, казалось, не имело значения, насколько высоко ты мог подняться. Звуки цивилизации настигнут тебя везде. Это город, ничего не поделаешь. По крайней мере, на крышах редко бывает людно, а для Эрика это было сейчас именно тем, что надо.

Там, внизу… там была настоящая суматоха, там была жизнь. Возможно и не самая лучшая, но среди всего этого нескончаемого потока движения и суеты невольно перестаешь чувствовать себя одиноким. В такие моменты тебе начинает казаться, что ты становишься неотъемлемой частью этого мира, хотя бы на время. Но для Эрика Майлза и это время, дающее небольшую отсрочку от душащего одиночества, окончательно утекло и вылилось прямиком в бездну. В темную и всепоглощающую бездну, где в конечном итоге последние капли твоего сознания, разбиваются о камни и, едва коснувшись грязной земли, приобретают неприятный мутный цвет. Именно таким Эрик ощущал себя в данный момент — мутным.

Возможно, этот многогранный и необъятный мир нуждался в Эрике Майлзе, как никогда раньше. Быть может, он уготовил для Эрика что-то по-настоящему грандиозное, то что, несомненно, откроет ему глаза и покажет, как чертовски он значим для этой вселенной. Ведь может ли быть, чтобы кто-либо из живых существ в один короткий миг потерял свою значимость и ценность? Для Эрика подобные мысли могли бы стать ободряющей нитью, из которой в дальнейшем было бы соткано прочное полотно надежды. Но вместе с этим в голову Эрика Майлза прокрадывались совсем противоположные мысли. Этот мир… что он привнес в жизнь Эрика? Сейчас, в эту самую минуту? Быть может, мир и нуждается в Эрике, но так ли сам Эрик нуждается в нем? Так ли он нуждается в мире, который приводит человека на крышу одного из самых высоких зданий в городе с замыслом спуститься с него путем очень простым и трагичным? Нуждается ли Эрик в мире, который сделал все, чтобы обеспечить его страданиями и утешениями маловероятной перспективы быть счастливым там… в будущем? Сомнительно, крайне сомнительно…

Эрик подступил к краю крыши еще на один шаг, и его бросило в легкую дрожь. Во времена, когда Эрик был подростком, он со своими друзьями частенько проводил время на крыше какого-нибудь здания. Такие вылазки были незаконны и карались штрафом и от того только сильнее раззадоривали мальчишек. Было в этом что-то неудержимое и опасное, граничащее между жизнью и смертью. Мальчишки собирались на крыше и переполненные адреналином испытывали новые, ни с чем несравнимые ощущения. Конечно, как и все, Эрик сторонился краев крыши и хотя никто из их мальчишечьей компании не хотел этого показывать, в действительности страшно было всем. Но оттого чувство опасности было только слаще.

Теперь же все было совсем иначе. Эрик не боялся смерти, как и не боялся умереть. А это, к слову, совсем разные вещи. Само явление смерти существовало всегда, а потому люди считали ее чем-то вроде нерушимого столпа реальности. Той реальности, в которой люди жили уже так долго, что в конечном итоге волей-неволей приняли факт неминуемого ухода из жизни, какой бы славной она ни была. Рано или поздно, но так было с каждым. Так будет и с нами, и даже после нас. Но умирать, нет, умирать это совсем другое дело. В этот момент ты еще (к сожалению) не мертв, но уже способен ощутить всю горечь утраты по тому, чему не суждено сбыться в будущем. Тому, что ты так и не успеешь подарить своей дочери танец на выпускном. Тому, что ты не станешь свидетелем рождения своих собственных внуков и не успеешь, как следует понянчиться с ними, а быть может, и научить их паре-тройке шалостей. Тому, что ты так и не успеешь понять, как было важно сказать некоторым людям о своих чувствах, о своей любви.

Но есть такие моменты, когда в определенный миг твое будущее просто исчезает, словно сияющая в своих лучах красоты птица. Поначалу она кажется такой яркой и преисполненной надежд, но после она скрывается за одним облаком, потом за другим… и вот от бывалого света остается только еле заметное свечение. В этот момент ты понимаешь, что это конец. Последняя надежда исчезла, а вместе с ней исчез, и ты сам.

От собственных рук (или как в данном случае от собственных ног) Эрик Майлз был готов принять смерть без малейшего страха и сомнения. Это было то решение, которое не могло подлежать сомнению хотя бы потому, что оно являлось последним в жизни, а с такими вещами не шутят. Более того, к нему нужно было подойти с особой тщательностью, чтобы никто не посмел сказать, что собственная кончина была произведена им из рук вон плохо. Следовало бы сказать, что даже тут ты сделал все, как полагается, без сучка и без задоринки.