Однажды до Муэрто дошли слухи, что некто вырезал чуть ли не всех его людей в одном из баров, и этот некто якобы прихватил с собой огромную партию героина, посчитав, что имеет на нее свои права. Муэрто Гарсеза был в ярости. К вечеру ярость сменилась шоком. Отправив своих людей прочесывать местность в поисках наглого вора, старший Гарсеза обнаружил собственную ванну, доверху наполненной героином. Тогда никто не мог толком объяснить, кто-то мог пройти в покои Гарсеза незамеченным. На вершине героиновой горки Муэрто нашел письмо: «Дорогой отец! Если я смог обворовать самого влиятельного наркобарона, то за границей меня и подавно ждут великие свершения. С любовью, Харло. PS. Прости за смерть твоих людей, но они чертовски плохо выполняют свою работу. Смени охрану и не благодари».

Никто не знает, дословно ли передано письмо, но ходили слухи, что после этого происшествия даже такой тертый калач, как Муэрто слег с приступом сердца. Он не верил, что всегда спокойный и уравновешенный сын мог совершить подобное. Сам же Харло спокойно открывал наркоточки за пределами Мексики и отлично в этом преуспевал, плотно сотрудничая с все той же старой и доброй полицией.

На деле же Харло перебрался из Мексики куда подальше и неплохо преуспевал в своем бизнесе. А все слухи, так или иначе, сходились к одному: Харло Гарсеза, если быть точным, был настоящим психом. Из человеческого в нем осталось только имя и человеческая речь (хотя иные утверждали, что в перерывах между словами у Харло Гарсеза прослеживался отчетливый звериный рык). К сожалению, это не помешало Стивену Барксу опуститься до того, чтобы стать частью его героиновой империи. Быть мальчиком на побегушках оказалось совсем не сложно даже гордому Стивену. Сам Стивен считал, что нечестная работа, приносящая деньги и не позволявшая голодать его сестре, более уместна, чем благородное мытье полов и просроченный чизбургер на ужин. Но теперь Стивен был бы рад даже самому тухлому из всех гамбургеров. Еще лучше, если гамбургер был бы из Харло Гарсеза.

Теперь Стивен Баркс часто думал, у него было для этого достаточно времени. Уже несколько недель Стивен находился в "отключке" (так он понял по обрывкам разговора врачей). Стивен думал о том, что сделает, когда выйдет из своего плачевного состояния. Когда, а не если. Но если честно, была велика возможность совсем неприятной перспективы. Окунуться во тьму без остатка, на веки вечные. И слышать, как слезы Карен становятся все реже, а всхлипы — все тише. Стивену было больно. И тошно. Тошно от всего. От всего мира, который оставил их с сестрой вдвоем. От бросивших их родителей. От предательства чертова Гарсеза.

— Твою мать! — повторял Стивен. — Гребаная жизнь! Гребаная тьма!

— Как некрасиво, молодой человек. Вам стоит поучиться хорошим манерам.

На мгновенье Стивен опешил. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это не был голос кого-то из врачей. Этот голос вообще не исходил из "внешнего мира". Он был внутри… внутри разума Стивена.

Стивену стало не по себе.

— Да-да? Кто там? — саркастически выдал он.

Ничего другого на ум не пришло. А не свихнулся ли он, в конце концов? Может быть, он уже давно лежит под землей, а не в палате. В дешевеньком гробу, и все это лишь последние всхлипы умирающего разума, который пошатнулся окончательно?

Но все оказалось куда сложнее.

— Я тот, кто укажет тебе путь из тьмы.

Когда голос отозвался вновь и явно ответил на его вопрос, Стивен понял, что не ошибся. Голос общался именно с ним. Он был слегка размытым, будто бы одновременно говорило несколько людей. Мужчина и женщина.

В этот момент Стивен не стал отвергать до конца мысль о том, что съехал с катушек.

И голос возник снова:

— Жестокий мир, Стивен. Жестокая жизнь. Я дам тебе шанс показать всем, кто ты есть. Дам шанс встать на ноги и покинуть эту тьму, выйти на улицу. На улицу, где нет тьмы, но есть мусор. Ты хочешь избавиться от мусора, Стивен?

Стивен решительно отказывался что-либо понимать. Но акцент на мусоре был явным намеком на то, что речь идет не о фантиках и пустых бутылках из-под энергетика. «Мусор»… именно этим словом Стивен обозначал таких, как он сам, таких, как Гарсеза.

— Ты что, дьявол?! — раздраженно воскликнул Стивен. — Какого хрена ты делаешь у меня в голове!? Чего ты хочешь?!

Возможно, это был всего лишь сон, но Стивен был слишком возбужден. Да и сны ему не снились уже очень давно. Стивен выжидал ответа больше, чем кайфа от дозы героина. Теперь он был не один, и пусть это было нереально, но это точно было. И если это могло отвлечь Стивена от надоедливой окружающей тьмы хоть на секунду, то оно того стоило.

— Я не дьявол, Стивен, — продолжал голос. — Но, как и он, хочу предложить тебе сделку. Твою жизнь на жизнь другого человека. Согласишься, и ты очнешься, а если нет… посмотрим, сколько еще слез прольет Карен.

Возбуждение начало переходить в гнев.