— Вы сами сказали, что вы — человек науки! — произнес отец Грегос. — Но когда вас настигает чувство потери, настоящей утраты, чувство неизбежности, о чем вы думаете тогда? Когда ни ваши телескопы, ни ваши формулы не могут принести вам спокойствия и ответить на то, что же творится внутри вас? Поймите, Артур. Верующих людей и правда можно отнести к отдельному классу. Ведь человек веры только верой и живет. По крайней мере, он ищет в ней утешение. Он верит в праведный суд и живет по его законам. Этими законами живете и вы, мистер Фрост, как бы вы это не отрицали. Я видел множество людей, отрицающих веру. Но в конечном итоге, пусть даже через годы сражений, они все приходят ко мне, в обитель бога. И знаете, что они делают? Они начинают молиться. Они делают это впервые, потому что больше ничего не остается. Вера — это то, что останется в вас, когда все прочее потеряет свой смысл. Вы думаете, что отобрав у них это вы сделаете их самостоятельнее? Боюсь, что единственное, чего вы добьетесь, так это мучительной и бесконечной скорби тех, кому больше не на что надеяться. А на лучшее надеются все. На войне атеистов нет.

— Но нет и Бога, который убережет солдат от гибели, — мгновенно ответил Артур. В этот момент слова в его голосе словно начали покрываться сталью. — Который их защитит. По-настоящему защитит. И защитит ли? Вы же как никто другой знаете, сколько пало от рук Бога! Всемирный потом. Семь казней египетских. Содом и Гоморра. Я могу продолжать еще и еще. Ваш господь только и делал, что губил людей. Губил миллионами, потому что они играли не по его правилам. Так что не нужно рассказывать мне о Его любви и всепрощении. Все, что вы сказали ранее, говорит лишь о том, что вера — это ПОСЛЕДНЕЕ, что может нас спасти? Но то, с каким рвением вы пытайтесь впихнуть эту веру в наши дома, говорит мне о том, что вы хотите сделать ее главным и ПЕРВЫМ столпом нашего общества.

— Лично я хочу лишь показать, что может объяснить ДУХОВНУЮ сторону нашей жизни, Артур. Вы пытайтесь понять господа. Но это выше любого из нас. Огни не падают с небес и молнии не пронзают еретиков. Оглянитесь, Артур. Где сейчас ваше озлобленное подобие Господа? Поймите, с какой именно целью я пришел сюда. Физика поможет вам понять механизм действия электрического тока, но не то, что творится у вас в душе. Наука — это замечательное творение Господа, но душу она не объясняет.

В этот момент Джеймс Грувер не смог сдержать свой смешок, смотря на астрофизика. После последней фразы отца Грегоса Артур Фрост демонстративно закатил свои глаза.

— Именно творение Господа, — невозмутимо продолжил отец Грегос — Наука дала нам тысячу лекарств от множества болезней, она сделала наш мир цивилизованнее и, несомненно, ваше дело правое. Но утешит ли это мать, потерявшую своего сына? Утешит ли это вас, если вы потеряйте своих детей? Свою супругу? Если не верить в то, что после смерти нас ждет что-то еще… что станется с человечностью в людях? Что удержит их от того, чтобы не стать зверями?

— Здра-вый смы-сл, — произнес по слогам Артур Фрост. — Или вы думаете, что лишь вера в бога удерживает людей от всех тех зверств, что кроются в глубинах их сердец? Нет, отец Грегос. Возможно, так было в начале времен. Но сейчас человек стал действительно цивилизованным. Сейчас божью кару заменяют законы. Законы, которые имеют НАСТОЯЩУЮ и ОЩУТИМУЮ силу. Неверные жены, которые каются у вас в кабинках. Подростки-карманники, обокравшие инвалида у дороги. Вы считаете, что отпущение грехов уравновесит чашу весов?

Закончив свою речь, Артур посмотрел на святого отца взглядом абсолютного победителя. Однако тот, как показалось самому Артуру, издал нечто вроде смешка, что для отца Грегоса было совсем не свойственно. Зрительный зал затаил дыхание. После этого святой отец обратился к астрофизику.

— Я считаю, что простой разговор раскаявшегося человека — это больше, чем отпущение грехов. Ко мне приходит далеко не каждый. Для этого нужно иметь сильный дух.

Сделав небольшую паузу, отец Грегос оглядел Артура оценивающим взглядом. Астрофизику это не понравилось, и даже Джеймс Грувер поправил свою шевелюру (верный признак того, что Джим одновременно взволнован и возбужден). Наконец, священнослужитель заговорил.

— Вы так рьяно отказываетесь верить в Бога, но искренне считаете, что наши законы защищают нас от всех внешних бед? Преступники, которых сажают за массовые убийства и выпускают через пару-тройку лет — это закон? Взятки и коррупция вокруг судей — это закон? Кто-то отсиживает срок за то, что он не делал, а по-настоящему погрязший в крови преступник гуляет на свободе. Это тоже закон? Нет, Артур. Это иллюзия закона. Я искрение считаю: каждый преступник должен сидеть в тюрьме. Но это наказание лишь для телесной оболочки и, к сожалению, оно не всегда эффективно. Так или иначе, мы создали систему порядка, но истинный суд ждет нас впереди. И перед Богом ответит каждый. Неважно, сумел ли он сбежать от закона при жизни, кому он платил за свою свободу. От настоящего правосудия не уйти никому. Вот что меня утешает каждую ночь, Артур. Вот что помогает мне жить в нашем мире дальше. Надежда на что-то лучшее.

— На лучшее что?! — воскликнул Артур, будто бы смеясь прямо в лицо священнослужителю. — Это и есть ваш метод! Кормить обещаниями о лучшем! Но почему бы Господу просто не искоренить все эти преступления сейчас? Почему бы ему не стать на деле символом добра и святости? Раньше он делал это постоянно! Если что-то шло не по его плану, он тут же вмешивался! Почему сейчас же такого нет? Да потому что этого никогда и не было.

Выслушав Артура, отец Грегос выждал несколько минут, после чего встал со своего сиденья.