«Вот и вся церковь» — подумал я. Было ощущение, будто меня обокрали. Или какой-нибудь ушлый страховой агент втюхал мне полис, который, на самом деле, нафиг не нужен. И дело было вовсе не в счете, выписанном священником. Пусть подавится своей сотней! Оплачу. Дело было в самой сути «развода», в абсурдности его проповеди. Будто в душу нагадили. Но теперь хотя бы стало понятно, на что у них скидки для постоянных клиентов. Прихожанами их язык не поворачивается назвать. Да и запрет на вход в храм для детей, младше шести лет, стал понятен. Еще бы! От них же бесовщиной за километр прет! Любовью так и пышут, лицемеры! Ишь какие! Корыстные паразиты! Порабощают родительские души, чтобы те их кормили, взращивали, лелеяли! Эгоисты маленькие! Ну, надо же…

Я закрыл ладонями лицо и уже в который раз попытался проснуться, чтобы отогнать ночной кошмар. Никак иначе объяснить происходящее не получалось.

В кармане завибрировал мобильник. Я посмотрел на экран и не сразу понял, кто звонит. На экране светилось слово «Мать».

Глава 8. Та, что меня родила

Еще одна издевка. «Мать»! Почему тогда не «Биомать»? Или не «Та, что меня родила когда-то»? Или назвать маму мамой язык не поворачивался?

Мама… Человек, любовь которого ощущаешь на любом расстоянии, вне зависимости от того, где находишься и чем занят. В ее любви ни на секунду не приходилось сомневаться за прожитые тридцать четыре года. Да что там сомневаться! Такая безумная мысль ни разу даже в голову не приходила! Ну, кому придет в голову сомневаться в материнской любви? Ее любовь безусловна и неоспорима. Она не требует доказательств. Она просто есть и все. Это истина и никак иначе.

Никак?

И я почувствовал… Впервые в жизни почувствовал это сомнение. Сидел в церковном дворе и, как заторможенный, тупо смотрел на экран мобильника, не решаясь снять трубку. Я просто не понимал, кто звонит. Чья мама? Моя? Или того человека, который не вернулся домой? Того, чье имя я ношу? Чья?

А на что я надеюсь? На то, что его мама вдруг скажет «Привет сынок»? Или, хотя бы, назовет меня «Коля», а не «Николай»? А с чего вдруг? Кого я обманываю? Я прямо сейчас нахожусь в церкви, которая берет деньги за проповеди! Здесь даже священники… Да черт возьми! Здесь у священника на шее весит цепь из тридцати сребреников! А ведь так и есть! Эти серебряные монеты — сребреники! Точно такие же, как и те, за которые Иуда Искариот продал учителя! Боже мой! Какой абсурд!

Почему то после этой догадки, улучшилось настроение. Я даже засмеялся. Тогда я не осознал, но сейчас могу с уверенностью сказать: в тот момент я навсегда отбросил иллюзии, а вместе с ними исчезла и надежда. Надежда найти здесь хоть что-то живое, кроме Юльки. И стало легче.

Теперь мне было глубоко наплевать на того человека, который звонил. Я встал, зашагал в сторону выхода, бросил в окошко кассы скомканную сотенную купюру вместе с выписанным счетом, быстро вышел на проспект и снял трубку.

— Алло! — произнес тот голос, который когда-то пел мне перед сном колыбельные, — Здравствуй, сыночек.

Я встал на месте, как вкопанный! Несмотря на жуткий зной, по всему телу пробежались мурашки, а каждая волосинка встала дыбом. Шум автомобилей, проносящихся мимо, куда-то отдалился, в груди защемило. Пришлось опереться на церковный забор, чтобы не потерять равновесие и не грохнуться на плавящийся асфальт.

— Привет, ма, — выдавил я.

— Что с тобой, Коленька? Ты не заболел? Хрипишь.

Голос ее был каким-то грустным и усталым. Я стоял под палящим солнцем и не понимал, что делать и что говорить. Все, что я, казалось, еще минуту назад понял об этом мире, вдруг встало с ног на голову! Еще минуту назад я хотел, и даже планировал, послать звонившую женщину ко всем чертям и стереть ее номер из списка контактов, а теперь готов был бежать к ней, чтобы обнять, прижаться и расцеловать.

— Пустяки, мам, простыл немного. Ты как? Как будто расстроена чем-то.

— Нет, Коленька. Все хорошо. Соскучилась просто, вот и звоню. Ты не сердись только, пожалуйста. Сама не пойму что это со мной. Старею, наверное. Время пришло, вот и распустила нюни.

Я слушал ее и ушам своим не верил. Как так?

— Что значит «время пришло»? Ма! Ты где сейчас?

— Да где мне быть-то? Где и всегда.

— Дома, что ли?

— Вот еще! — удивилась мама и хихикнула, — Ты этот концлагерь, конечно, можешь считать моим домом, но я, наверное, никогда к нему не привыкну.

— Да не юли ты! — не выдержал я, искренне испугавшись, что в таком безумном мире стариков и впрямь могут в концлагеря отправлять, — Какой еще концлагерь? Где ты? Я сейчас приеду!

— Николай, ты меня пугаешь. Ты точно здоров?

На этот раз голос мамы прозвучал совсем иначе. Появились знакомые металлические нотки, присущие всем «местным».

— Мам, мне нужно с тобой поговорить. Хочу к тебе приехать. Просто назови адрес. Я тебя очень прошу.