— Огорчу тебя, Овиан, но я не собираюсь здесь продержаться долго. Так что ищи другую спутницу.

Он сделал глубокий вздох, зашевелил пальцами, и из его солнечного сплетения потянулись желтые ленты. Они жили своей жизнью, ощупывали-жалили пространство, тянулись ко мне. В местах, где была нанесена мазь, стало тепло. Ушли неприятные ощущения, исчезло пощипывание. Все длилось достаточно недолго.

Вот Овиан снова смотрел на меня холодно, притом не стеснялся опускать взгляд на грудь и ниже. Нагло рассматривал. Будто прикасался на расстоянии, даже не раздевая. Зачем? Уверена, там почти все видно. Но ведь не прикрываться же, не строить из себя недотрогу, когда сама начала снимать с себя одежду перед ним и делать вид, будто ничего не боюсь.

Я сидела, старалась держаться дерзко, с вызовом, гордо вздернув подбородок. Мне нечего стесняться!

— Долг нужно отдавать, Кьяра, — начал закручивать он отставленную в сторону баночку с мазью. — Ты оденешься для меня в платье, будешь красивой. Это достаточно простое желание, не считаешь?

— Ты настолько непопулярен в академии, что приглашаешь первых встречных? Плохи же твои дела.

— Язва, — усмехнулся он и начал развязывать свой желтый плащ. — На, выверни и накинь, чтобы добраться до своего общежития, потом отдашь.

— Спасибо, от тебя лучше не принимать помощь.

— Эта помощь ничего тебе стоить не будет. Не станешь же ты одевать это, — указал он на мои грязные вещи, что до сих пор валялись на полу. — По хорошему их следовало бы выбросить, но ты не из тех, кто так поступит. Ткань не самая дешевая, достаточно прочная, но много раз штопаная. Я это заметил еще тогда, когда занимался твоей спиной. Не буду спрашивать, кто ты и чем промышляла до поступления сюда, однако скажу сразу: ты пойдешь со мной на бал, не заставляй себя упрашивать — тебе не понравится.

— Да что ты ко мне вообще прицепился?

— Он влюбился, мелкая, чует мое левое колено, — посмеялся на моей голове кузнечик.

— Конечно, как не влюбиться в такую красоту? Причем с первого взгляда, — сказал Овиан, а мне стало не по себе от его тона.

Может, все дело в кинжале? Вдруг он копался в моих вещах еще в своем доме, но не успел ничего с ним сделать. И вот она я, у него под рукой, а запрещенная вещица в шаговой доступности. Нужно только заставить хозяйку его отдать, ведь иначе Пожиратель работать не станет.

Я опасливо приняла протянутый плащ. Набросила его на плечи, закуталась. Под замораживающим взглядом парня собрала свои вещи, свернула кое-как, чтобы ничего не вымазать вокруг и направилась к выходу.

— Кьяра, я никому не расскажу о нем, — донеслось мне в спину. — Можешь не волноваться.

Вот непонятно. Это угроза, предупреждение или простая информация для моего успокоения. Но вот спокойнее ни капельки не стало.

Я вышла из зала, первое время просто стояла босиком на холодном полу. Переосмысливала очередную встречу.

Почему же все непросто-то так? Неужели магия как-то гадит, потешается? Мстит!

Я расправила плечи, решительно зашагала прочь, вскоре заблудилась в череде поворотов. За окном давно стемнело. Мне удалось наткнуться на запоздавшего адепта, попросить его провести меня до общежития, чтобы снова добраться до точки, от которой сделала большой круг.

Дверь коменданта.

— Так, Пиппи, прошу тебя, держи рот на замке, — подняла я глаза, словно могла увидеть сидевшего на моей голове кузнечика.

— А такое возможно? У меня рот маленький, замок большой. Да я в него полностью помещусь. Проверим?

Он прыгнул. Я пыталась поймать его в полете, но лишь сделала шаг, и дверь резко распахнулась. Кузнечик, конечно же, не достиг своей цели. Зато оказался на зеленом лице гоблина и как заорет.

Или это гоблин?

Или я?

Или все вместе?

Благо, на этот раз ничего из ряда вон выходящего не случилось.

Кузнечик посадил голос, я всего лишь успела мысленно попрощаться с плащом Овиана и начала готовиться к новым неприятностям на свою… свое уставшее и уже изголодавшееся тело. А гоблин оказался другой.

Вроде морда одна, но сережек в ухе не наблюдалось, да выражение лица не такое наглое. И вообще он был в платье. Значит, и не он вообще, а она. А вот голос у этого создания громкий, совсем не женский. К тому же взгляд такой строгий, что пробирало ознобом.

— Кьяра Норкси, значится, — поджал он, то есть она губы.

Нет, если бы не платье, то никогда не сказала бы, что это женщина. И груди нет, не выпирает ничего. И волосатость на голове не особо повышена. Лысая… лысая баба!