Бережно сложив руки аббата крестом, Серэнити зашла вовнутрь часовни. Обстановка в ней отражала все то, что творилось на улицах Эрменгера. Разбитые стекла грудой осколков усыпали разноцветную плитку. Перекосившиеся алебастровые статуи были измалёваны углями и кровью. Хрустя черепками, мы подошли к осквернённому алтарю. В жертвенной мисочке, куда обычно кладут цветы, лежало человеческое сердце. Я отвернулся, чтобы не видеть ту боль, которая сейчас владела Серэнити. Возложив руки на алтарь, она тихо сказала:

– Клянусь Всеотцом: они заплатят за это. Даже если мне придётся дойти до Разделяющих Врат самого Назбраэля, я не отступлю. Именем Твоим и Твоей Плетью я воздам тем, кто повинен в этой резне.

Я позволил себе дотронуться до плеча Великого инквизитора.

– Я помогу тебе отомстить. Это не только твоя война, но теперь и моя тоже. Десница Девяносто Девяти Спиц жадно забирает жизни в ущерб равновесия. Я чувствую зов природы, её муку. Пока не поздно, я должен помешать ему, поэтому я с тобой, и можешь расценивать это, как хочешь.

Серэнити обернулась, и я пересёкся взглядом с её льдисто‑серыми глазами. Они мерцали таким гневом и яростью, что я сделал шаг назад.

– Пусть Урах услышит о твоём желании.

По одному мы покинули разорённый храм. Опережая всех, Великий инквизитор, как дух возмездия, направилась к башням бастиона. Именно из него выплёскивалась та самая неукротимая магическая мощь. Я уже давно определил это и теперь готовился к худшему. Толкнув полуоткрытую дверь ногой, Серэнити уверенно зашла в холл. Тут грянул самый страшный бой. Между десятками упокоенных солдат и зверолюдей валялась переломанная мебель. Арбалетные залпы здесь давались не раз и не два – всюду торчали гребешки стрел. Посередине зала была выстроена импровизированная баррикада. Её наспех соорудили из щитов и мешков с зерном, вероятно притащенных из амбара. Лестница, ведущая на второй этаж, некогда обрамлённая тонкой балюстрадой, теперь была начисто лишена перил. На каждой ступеньке, уходившей вверх, как и на стенах города, скорбно скалились отрубленные головы. Пол, липкий от крови, с сотнями отпечатков голых ступней, противно клеился к сапогам. Эмилия взялась за лоб и медленно набрала в лёгкие воздух. Увиденное произвело на неё сильное впечатление. Мурчик жалобно мяукнул и спрятался за юбкой хозяйки. Серэнити, до этого воинственно настроенная, растерянно озиралась. Энергия Вселенной, проходящая сквозь моё тело, настойчиво звала меня подниматься. Не сопротивляясь принуждению, я двинулся на зов, а друзья, словно зачарованные последовали за мной. Наступая на порожки, я всматривался в лица убитых воинов Эрменгера. Молодые, старые, в шрамах, с бородой и без, с усами и щетиной, – у каждого из этих людей была своя жизнь, радости, горести, человеческие переживания, и всё это в одночасье трагически оборвалось. Прежде чем взойти на второй этаж, я насчитал сорок пять ступенек и втрое больше голов. Переступив крайний уступ, я оказался в длинном помещении, где в самом конце на помосте стоял трон, по‑видимому, предназначавшийся для бургомистра. Бархатный ковёр широкой полосой тянулся к его основанию. Вдоль ковра в подставках горели факелы. В их отблесках и тенях я побрёл к трону, источнику магического сосредоточения. На мягкой фиолетовой подушке, расшитой золотыми львами, сидел козёл с человеческими руками. Растопыренными пальцами он держал не до конца ободранный череп, из которого высасывал мозг. Казалось, козёл ждал нас. Рабски согнувшись, мы приближались к нему. Жёлтые глаза козла светились неземной злобой. Его торс облегал доспех, содранный с одной из воительниц Эрменгера. Ветвистые рога, переплетались сложным узором, образуя восьмёрку. Я никогда не видел такого существа.

Голос похожий на блеянье овцы зазвучал в абсолютной тишине:

– Так долго, я уже стал подумывать, что вы никогда не придёте, но – нет.

Серэнити вышла из колдовского транса всего на мгновение, однако ей хватило его, чтобы метнуть булаву в строну рогов, но козёл был проворнее. Он выставил волосатую руку, и великий инквизитор уже окончательно застыла, как восковая фигура.

– Ах, девочка, я сделаю из твоих костей лютню и буду играть на ней при полной луне. Это позабавит твоего трусливого божка, как думаешь?

Напрягая всю волю, я старался вырваться из охватившего меня оцепенения, однако сделать этого мне не удавалось. Магия Вселенной до этого наполняющая силой, сейчас держала меня стальной хваткой и не давала пошевелиться. Я хотел что‑то предпринять, но продолжал стоять на своём месте. Козёл тем временем заговорил вновь:

– Эрменгер лишь отправная точка. Здесь я утвердил свой приход. Всё предрешено. Я знаю, что, словно воробей, прячась от сапсана, Урах угнездился в этом мире. Я найду его, вырву ему шёлковое сердце, а после того съем!

Тут козёл встал с трона и, цокая копытцами, вразвалочку подошёл к моему ученику.

– Кто это у нас? Грешем? Вошь и сопляк. Ты не достоин моего внимания. Хотя, как сказать? Может, потом.

Гогоча и блея, козёл направился к Эмилии.

– О! Грэкхольм! Колдунья Лунных Врат, а вот ты его достойна! Ты такая прекрасная‑распрекрасная, живёшь многие годы и совсем не стареешь. Что за несправедливость? Почему другие дряхлеют, а ты все так же хороша? Подожди, я приготовил для тебя кое‑что особенное.