– Ещё полдня назад я хотела убить тебя после завершения путешествия. Но теперь, когда я увидела, как ты, Эмилия и… и Грешем настроены остановить Десницу Девяносто Девяти Спиц, я перестала желать вам смерти… Пока.

– Великий инквизитор разъезжает по Соединённому Королевству вместе с вампиром и некромантом. Со временем её ненависть уходит, и она одаривает своих тёмных спутников добрым вниманием – небылица, достойная весёлой трактирной песенки, – пошутил я. – Любому более‑менее сладкоголосому менестрелю за такую балладу может перепасть сочный окорок и парочка кружек эля!

– Тебе когда‑нибудь говорили, что твой юмор тебя до добра не доведёт? – поинтересовалась Серэнити.

– Пару раз, – уклончиво ответил я.

– Всё хорошо в меру. Я не могу доверять порождениям Тьмы, ты понимаешь, о чем я?

– Конечно, уже то, что я могу спать спокойно, не ожидая, что твоя булава расколет мой череп, делает меня многократно счастливее.

– На том и сойдёмся.

– Ты слышала, как козёл говорил о том, что собирается добраться до Ураха? Из его слов можно сделать вывод, что Бог Света среди нас. Ты как считаешь, это возможно? – спросил я, меняя скользкую тему разговора.

Серэнити сложила руки на коленях крест‑накрест.

– Урах всегда с нами, иначе я не могла бы пользоваться магией Света. Это он даёт мне силы творить добро, через него проходят все наши молитвы. Иногда мне кажется, что Всеотец так близко, что я могу до него дотронуться.

Я был заинтригован откровенностью Серэнити.

– Но где он тогда? Ураха чувствуют только избранные?

– Где твой Бог Смерти?

– Я не поклоняюсь никаким богам.

– Я думала, все чернокнижники славят Назбраэля и приносят ему жертвоприношения.

Я расхохотался.

– Да, я режу кроликов, выливаю их кровь в жаровню и шепчу прошения о безграничной власти Тьмы. Ну, конечно, я так не делаю. Все люди разные. Лично я придерживаюсь иных взглядов. Гармония всего сущего – вот к чему я стремлюсь. В данный момент она нарушена, и я должен исправить это.

Серэнити, казалось, была искренне удивлена.

– Почему ты? Ты дал какой‑то обет? Что толкает тебя на такую необычную для мага стезю?

– Это сложно объяснить. Вселенная любит порядок, и когда он нарушается, она ищет способы сдвинуть перегнувшуюся чашу весов обратно. В её руках я – инструмент. С детства я чувствую, как мне следует поступать, а как нет. Если брать конкретно этот случай, мне кажется, что через меня Мироздание хочет уровнять перевес разбушевавшихся сил.

– Мне кажется, что ты просто сумасшедший колдун, но твои мироощущения, если они, конечно, правдивы, могут пойти на пользу Соединённому Королевству.

– Калеб всегда был немножко того.

Это Эмилия повернулась к нам. Пальцами она придерживала капюшон, скрывая обезображенную щёку:

– Но он – добрый! Просто магия, которую мой друг изучает, очень специфична, и большинство россказней о ней не отражают истины.

Лик Серэнити снова стал суровым.

– За практику некромантии в королевстве полагается смертная казнь. Гальванизация мёртвых претит всем канонам храма. Я до сих пор никак не могу осознать, как инквизиция не добралась до тебя ещё сто лет назад.

– О! Это долгая история, вернее, истории! На протяжении жизни я много раз сталкивался с вашей братией и зачастую всего один шаг разделял меня от костра, – улыбнувшись, ответил я. – Эх, и погонял меня великий инквизитор Касиус в своё время!

– Как вообще произошло, что я оказалась втянута в компанию еретиков? Непостижимо же.

Задавая этот риторический вопрос, Серэнити покачала головой.

– Вселенная не выбирает героев по масти. Когда требуется спасти мир, она просто берёт и кидает в бой всех, кого считает нужным, в надежде, что её чемпионы не поубивают друг друга раньше, чем достигнут поставленной цели.

Серэнити явно не понимала меня.

– Кто такая эта твоя Вселенная, о которой ты постоянно твердишь?

– То, что не даёт переступить дозволенную черту. Сила, изменяющая ход событий в нужном направлении. Волк, убивающий зайца, дабы содержать разрастающуюся популяцию в нужном количестве. Дождь, не дающий умереть посевам от засухи. Смерть, прибирающая увядшую траву, и Жизнь, дарящая новые плоды миру. Это равновесие, хранящее целостность природы, не позволяя чему‑то одному доминировать над остальными.

– Но почему тогда ты не стареешь? Почему не умираешь? Разве ты не пережил свой срок много раз? Ты боготворишь равновесие, но собственным существованием попираешь его!

Я улыбнулся одними губами.