– Ты страшно нас напугала, – сказала Серэнити, вся трясясь, как желе, на тарелке. – Не делай так больше никогда! Верь: всё будет хорошо. Десница Девяносто Девяти Спиц ничто против Благодати Ураха. Его Светом и состраданием я разрушу пагубные чары. Пусть не сразу, но я найду, как. Будешь сиять даже ослепительнее, чем прежде! Все мужчины королевства не смогут отвести от тебя глаз!

– Но, но! На меня это колдовство распространять необязательно! Не хватало мне ещё на старости лет драться с воздыхателями прекрасной Эмилии! Мне её с головой хватает как подруги! – весело добавил я.

– Твоя подруга – уродина, – вновь разрыдалась Эмилия. – Кому я такая теперь понравлюсь? Никто на меня больше не посмотрит! Я как болотная тина! Отныне я обречена прятаться от людей!

– Тише, тиши, дорогая.

Я просунул руку под одеяло и погладил колдунью по ноге.

– У тебя есть я и Мурчик, разве этого мало? Кто тебе ещё нужен?

– Ты… да, ты, Калеб, и Мурчик…

Освобождаясь от внутренней боли, Эмилия заплакала навзрыд. Её нежное сердце пылало, и я постарался его затушить.

– К тому же есть ещё кое‑кто, готовый отдать за тебя жизнь, и я говорю не о дружеском одолжении и беспринципном героизме.

Сугроб из одеял зашевелился и через маленькое отверстие нос Эмилии повернулся в сторону пытающегося добыть огонь Грешема.

– Зачем я ему такая?

– Ты – сочная! Будь я вампиром, точно захотел бы тебя укусить, – подмигнул я.

– Ты можешь хоть сейчас ответить мне серьёзно?

– Хорошо. Он влюбился в тебя. Так лучше?

– Да.

Воцарилась тишина, которую нарушил проснувшийся Снурф. Он поскрёб лапкой по деревянной лавке, а после чего объявил:

– Куфать!

– Соблаговоли, пожалуйста, немножечко потерпеть, пока я не приду в себя, ладно? – попросил я у шипящего подо мною таракана.

– Нит! Куфать! Куфать! Снурф голофен!

– Неужели ты не видишь, образина, что хозяину плохо, – заворчал я, вынимая мешок с продуктами.

Мой любимец сложил усы и, радостно стрекоча, вознамерился пролезть мордой в раскрывшийся пакет с сухофруктами.

– Фу, Снурф, это не для тебя! – завязывая пакет, прикрикнул я. – Тебе вот, лепёшка, извини, крыс у меня пока нет.

Серэнити недовольно поджала губы.

– Не могу сказать, что мне нравиться, когда гигантский таракан обнюхивает мою еду и выбирает лакомый кусочек.

– Снурф – хорофый! – прошелестел мой любимец. – Снурф – лапуфка!

– Да уж.

– Не зазнавайся там, усатый, а то Великий инквизитор тебе сделает а‑та‑та и я, к твоему сведенью, заступаться не стану, – прохрипел я.

– Пофему?

– Потому что залазить грязными лапами в мешки неприлично!

– Ониф чифтые!

– Они грязные!

– Нит!

– Он так больше не будет, – неуверенно сказал я Серэнити. – Снурф – очень разумный, и понимает, что можно, а чего нельзя.

– Я – хорофый! – подтвердил мой любимец. – Всёф понифаю!

Видя как товарища потчуют лепёшками, Мурчик отошёл от Эмилии и ткнулся мордой в мои сапоги.

– Ваше Полосатое Высочество тоже желает устроить себе ночной перекус? Да? Милости просим! – хмыкнул я, доставая коту баночку с паштетом. Благодарно мяукнув, кот примостился возле таракана. Дружеское чавканье перемешивалось с урчанием и царапаньем когтей.

В темноте вспыхнуло пламя. Грешем натаскал веток, и теперь щедро подкармливал ими крохотный костерок. Постепенно красные язычки затрещали веселее. Вампир набил котелок снегом и, поставив его греться, залез к нам.

– Скоро вода закипит, и я заварю вам чайку.

Мой ученик достал кружки, на дно которых кинул по дольке лимона.

– И цитрусы сюда, они полезны при простуде, – так учитель говорит.

Эмилия скинула с себя одеяла и прямо посмотрела на Грешема своими пронзительными зелёными глазами.

– Сегодня ты совершил поступок, который много для меня значит. Ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою, – спасибо тебе!

Колдунья подалась вперёд и, прикоснувшись молодой стороной лица к толстой щеке, поцеловала вампира. Отклонившись назад, она, немного помолчав, добавила:

– Ты – отличный парень, и поэтому я не хочу водить тебя за нос. Я никогда не полюблю тебя так, как хочешь того ты. За то короткое время, что мы путешествуем вместе, ты мне стал хорошим другом, и я хочу сохранить наши отношения в этих пределах. Не печалься, ведь дело совсем не в тебе, просто я люблю другого. Если можешь, не злись на меня, потому что горькая правда лучше сладкой лжи.

Грешем замер. Лимон выпал из его рук и покатился ко мне. Губы моего ученика шевелились, повторяя слово «друг». Собравшись с силами, он криво улыбнулся.

– Да всё хорошо, не переживай! Главное, что ты цела и невредима – все остальное – чепуха. Впрочем, раз ты заговорила о правде, то и я скажу кое‑что. Только слепой не увидит, что твоя душа уже определилась с избранником. Её взор ищет взаимности, но найдёт ли? Надеюсь, что да. Для меня огромная честь то, что ты назвала меня другом – пусть отныне я им буду всегда. Мои чувства больше не потревожат тебя. Прости меня за них, и спасибо за откровенность.