– Не думаю, что такой сильный демон, как он, мог пасть от столь незначительного хлопка, – ответил я, направляясь к Эльпоту. – Нет, чтобы его уничтожить, нужно использовать что‑то более внушительное и масштабное. Скорее всего, Таурус исчез вместе с червоточиной из‑за того, что щит Нолда Тёмного является неким символом Порядка, а огненный меч, наоборот, проявлением чистой природы Хаоса. При столкновении двух различных противоборствующих величин произошло завихрение пространства, которое повлекло за собой энергетический коллапс, случайно выкинувший Первого из Круга Смерти прямо во врата, а так как козёл, я уверен, служил эпицентром магического сосредоточения, то с его пропажей червоточина перестала здесь существовать. Она возникла в другой реальности, выплюнув Тауруса в каком‑нибудь захолустье сопредельных миров.

– Растолковывая запутанные вещи, вы в конечном итоге запутываете их для нас ещё надёжнее, – хмыкнул вышагивающий Грешем. – Как у вас это получается?

– Спасибо за комплимент! Тебе давно было пора понять, что твой учитель не абы что! Загадки материи, небесные конусы, метафизика и прочее, прочее, прочее для меня всего лишь орешки без скорлупы. Перенимай каждое моё слово, подражай и записывай изречения! Взяв за привычку всюду носить карандаш и бумагу, ты сбережёшь знания, которые сейчас вылетают через твои уши шустрее, чем песок убегает сквозь сито.

– О, Вселенная, только вот не надо тут этого, дорогой, – рассмеялась Эмилия. – Ты раздулся, как жаба! Твоё эго вот‑вот лопнет!

– Не эго, а самомнение! И оно не лопнет, потому что оно заслуженно!

– Да, да! Сам себя не похвалишь – никто не похвалит!

– Почему – никто? А ты? Иногда мне от тебя перепадает тёплое словечко.

– Такое как «старый гриб»?

– Именно, а ещё мухомор, квакша, а так же позабытые, но ранее бывшие в фаворе – зашарпанная перечница, прохудившийся бурдюк, разорванный носок и облезлая мочалка.

– Ты что обижаешься, сиплый клещ? Я же любя!

Я улыбнулся подруге.

– Да знаю. Ты у меня с юмором, и за это я тебя люблю!

– Любишь?

– Ну да, а разве нет?

– Кстати, мне жаль твой посох, – резко поменяла тему Эмилия.

Я повертел в руках сломанное древко. Альмандин едва блестел магическим блеском. Сейчас, без специального оборудования, починить Ночь Всех Усопших не представлялось возможным. Эх, печально‑печально.

– Всю оставшуюся дорогу придётся положиться на Альдбриг и заклинания малой мощности, – понуро согласился я.

– Не переживай, это не самое страшное, что могло произойти за последние пару часов, – сказала Эмилия, засовывая в рот пригоршню чистого снега. Глядя на неё, я только сейчас понял, как хочу пить и есть. Последовав примеру колдуньи, я зачерпнул пушистого снежку и комком отправил в горло. Наслаждаясь влагой, я вдруг воззрился на белые пряди волос.

– Серэнити, а что это за Живая Вода, которую ты дала Эмилии на непредвиденный случай?

Великий инквизитор повернула ко мне своё суровое осунувшееся лицо.

– Эта панацея способна на многое… исцелять, восстанавливать увечья, разжигать искру жизни в умирающем теле…

– Ты что‑то говорила про плату после использования Живой Воды?

Покатав желваками, Серэнити, внешне спокойная, отрывисто ответила на мой вопрос:

– Есть некая вира за спасение. Испивший зелья не вылечивается в буквальном смысле. Живая Вода только даёт человеку авансом некий срок, разумно распоряжаясь которым, он может завершить свои дела. Когда действие снадобья закончиться, я умру.

Меня как в прорубь опустили. Я ослышался? Не желая всеми фибрами души воспринимать прозвучавшие слова на веру, я почти закричал в ухо Великого инквизитора:

– Это не может быть правдой! Твои раны не были смертельны! Ты не можешь умереть!

Серэнити приподняла губы в подобии улыбки.

– Выпивший Живую Воду обречён расстаться с жизнью независимо от того, насколько он был близок к смерти. Своего рода это медленный яд, именно поэтому я сказала Эмилии применять панацею, когда другого выхода не будет.

Побледневшая колдунья схватила Великого инквизитора за плечо и развернула к себе.

– Сколько тебе осталось?! Скажи, сколько?!

– Я не знаю, на каждого Живая Вода действует по‑разному. Может, я проживу только этот день или неделю, возможно месяц или даже год. Лишь Всеотец теперь ведает, когда закроются мои глаза.

Видя наши опущенные взгляды и серые лица, Серэнити на миг дрогнувшим голосом спросила:

– Вы будете… Сожалеть? Обо мне?

– Глупый вопрос! – запальчиво ответил я. – Конечно не будем, потому что ты не умрёшь! Нельзя сдаваться! Мы найдём средство, как вытащить тебя из могилы! Не будь я Калеб Шаттибраль, если у меня не получится обойти воздействие треклятой Живой Воды! Наверняка кто‑то уже сталкивался с такой проблемой и решил её!

– Мы ни за что не бросим тебя! – пылко поддержала меня Эмилия. – Ты не такая, как все, и Урах знает, что ты достойна жить! Вот увидишь, он даст нам время, чтобы отыскать то, что заглушит и сведёт на нет негативные последствия Живой Воды! Мы не дадим тебе покинуть нас! Никогда! Слышишь? Ты стала нам другом, а друзей, как известно в беде не оставляют!

– Я не маг и не алхимик. У меня нет большого ума и научного понимания, поэтому мне вовек не додуматься, как составить противоядие, однако я хочу, чтобы ты знала – я ценю тебя и помню каждый твой поступок.

Грешем прямо посмотрел в глаза Серэнити.