– Только говори по слогам, я так лучше воспринимаю незнакомые слова.

– Никуда ты не пойдёшь, – запретила Великий инквизитор. – Если та бедная женщина увидит тебя вновь, её нервы не выдержат, и она умрёт от страха.

– И как мне тогда быть? – растерянно заморгал мой ученик.

– Никак, – отрезала Серэнити. – Ходи, в чём есть.

– Очень остроумно! – обиделся Грешем.

– Примерно так же, как и потчевать Дурнбада кровью, – холодно ответила Великий инквизитор, скрещивая руки на груди.

– Вы тоже это заметили? – вклинилась Эмилия. – Шутки Грешема и прибаутки Калеба зачастую схожи. Туповатые, иногда обидные, но не злые.

Колдунья повернулась ко мне молодой частью лица.

– Уроки глупого комизма ты преподаёшь блестяще. Да, милый?

– Ты слышал, Грешем? Нам сделали комплимент! – рассмеялся я, вставая со стула и направляясь в коморку поварихи.

Я обнаружил женщину за раскаткой теста. Жестами и вспомнившимися словами лундулума, я объяснил ей, что мне нужно получить. Уже через две минуты я вернулся за стол с массивным мотком крепких коричневых ниток и тонкой иголкой. Протягивая вампиру необходимое ему добро, я проговорил:

– Никого не слушай, будь собой.

– Он‑то пусть будет, а вот ты мог бы обратить внимание на то, что у твоей подруги давным‑давно стоит пустой бокал!

– Спешу исправиться, мадам! – ответствовал я, подливая Эмилии шипучего кваса. – Ещё кому‑нибудь обновить?

– Только не мне, – сказала Серэнити, протерев губы салфеткой. – Я – спать.

– Меня тоже маленько разморило, – поддакнул гном, наблюдая, как я достаю из сумки дневник Гугодуна. – Вряд ли ты поймёшь в нём что‑то без моего участия, а я по ночи, да после сечи и путного пива плохо разберу древние руны своего народа. Отложи ты лучше его до утра, а там мы вместе покумекаем.

– Я не буду долго засиживаться, – уверил я старейшину войны, нащупывая пяткой дремлющего под столом Снурфа. – Доброй ночи!

– Тогда и я, пожалуй, отправлюсь в комнату – займусь штопаньем, – как‑то быстро добавил Грешем, поднимаясь со своего места. – Спасибо за пряжу, учитель!

– Не за что! – откликнулся я, провожая глазами удаляющегося вампира.

– Вот мы и остались одни, старый гриб.

– Тебя ещё не клонит в сон?

– Ни капельки.

– Тогда подсаживайся поближе, полистаем дневник вместе.

– Хорошо.

Эмилия пододвинула свой стул вплотную к моему.

– Так‑с! Я думаю, начнём с того, что…

Рука колдуньи легла на фолиант.

– Подожди, Калеб.

– Что?

– Я хочу шоколадный кекс.

– Прямо сейчас?

– Да, и пусть он будет полит сгущённым молоком!

– О, Вселенная!

– Да, да, иди и найди мне его.

– Я схожу на кухню, но если его там нет, то…

– И не забудь присовокупить к нему горячий чай, обязательно с лимоном, – перебила меня подруга.

– Грэкхольм!

– Достань хоть из‑под земли!

– Но…

– Ты у меня самый лучший, грибочек! – проворковала колдунья, повисая у меня плечах. – Ну, всё‑всё, твоя кошечка ждёт подношений!

Иногда на Эмилию, что‑то находит. Я называю это женским «вынь, да положи». Марципановые конфеты, бананы, зефир, клубника среди зимы, сыр с плесенью, черничное мороженное, анчоусы, солёные огурцы, варёные яйца аям чемани, тефтели, апельсины с корицей, медовые орехи, – да что угодно порой может стать предметом моих активных поисков. Считаю ли я себя подкаблучником или тряпкой, когда на всех парах несу подруге то, что она хочет? Абсолютно нет. Ведь это Эмилия. Моя Эмилия. Моя… Я сделаю всё, чтобы она была счастлива, а она точно так же сделает это для меня. Помню, как‑то я сильно заболел, и колдунья целый месяц не отходила от моей постели – таскала мне всякие вкусности, готовила целебные отвары, читала мне вслух скучные, по её мнению, книги… Она всегда заботится обо мне. Всегда… Когда только отдаёшь – это одно, а когда точно так же и принимаешь – это совсем другое. Это называется дружбой? То нарекают… Нет! Я не имею права так думать, пока мы находимся в постоянной опасности! Потом… как все закончиться. Обещаю, я скажу ей о том, как много мне стало понятно за последнее время…