Я не договорила — он сделал шаг вперёд и, схватив меня за волосы, потянул за косу, которую я переплела после обеда, заставив поморщиться и запрокинуть голову.

Больно не было, по крайней мере не физически. Грэй контролировал свою силу. Но слёзы всё равно выступили на глазах — от обиды.

— Зачем ты внушила Эдди, что ты его мама? Знаешь ведь, что Лил умерла во время родов! Зачем, Ронни?!

— Я не внушала! Он…

Грэй перебил меня, сильнее повышая голос:

— Я любил и люблю свою жену, Ронни! Эдвин должен знать, кто его мать! Зачем ты ввела его в заблуждение? Что ты хотела этим доказать?!

Я всхлипнула.

— Он… сам… Эдди сам, я ничего не делала… Я пыталась его отговорить, но… Он всё понимает, Грэй! Он знает о Лил, знает, что она его мама… Но мальчик… он же маленький совсем! Грэй… Эдди сказал: «Она — мама, которая ушла. Ты — мама, которая вернулась».

После этих слов он вдруг отпустил меня. А в следующее мгновение подскочил к ближайшему дереву и ударил кулаком по его поверхности. Раз, ещё раз, и ещё…

Испугавшись, я бросилась вперёд и встала между деревом и Грэем. Глаза мужчины яростно сверкали, костяшки пальцев были разбиты в кровь, но он всё-таки остановился и, тяжело дыша, уставился на меня.

— Перестань, пожалуйста! Я тебя прошу! Ну зачем ты бьёшь это дерево?! Оно-то здесь при чём?!

Грэй хрипло рассмеялся.

— Тебе больше всех жалко деревья, да? Ты… лесная девочка…

Я покачала головой и отступила назад, упираясь спиной в широкий ствол многострадального дерева.

— Зачем ты так, Грэй? Каждому ребёнку нужна мама, я понравилась Эдди, вот и всё. Он же маленький. А про Лил он знает, император рассказал и портрет даже показал.

— Император?..

— Он сказал, чтобы я не лишала Эдди такой возможности. И я… я просто не могла заставить его перестать называть меня мамой. Да и… наверное, не хотела. Прости. Всё очень запуталось…

Несколько секунд мужчина смотрел на меня, не мигая. Пристально, изучающе, и от этого взгляда мне почему-то хотелось спрятаться.

Чаще всего Грэй был очень милым, но я знала, что он может быть и таким. Властным, жёстким, тёмным.

— Грэй?..

— Да, ты права. Всё очень запуталось, — сказал он тихо, а потом медленно и неспешно подошёл ко мне, наклонился и поцеловал.

Я и не подозревала, что поцелуи одного и того же человека, разделённые всего несколькими часами во времени, могут настолько отличаться между собой. Первый — нежный, ласковый танец, трепетный и мягкий. А второй…

Грэй так сильно прижался к моим губам, а потом и ко всему телу, что я ударилась о дерево затылком и спиной. Дыхание перехватило, и я на несколько секунд потеряла способность соображать.

Если бы кора была мягкой, Грэй бы вдавил меня в неё. Но она была твёрдой, и казалось, что мужчина сейчас расплющит меня между собой и деревом.

И губы… они горели от подобной жадности. Больно!

Но потом, когда Грэй вдруг обхватил ладонями моё лицо, я поняла — мне всё равно, как именно он меня целует. Пусть даже так… Я обняла его за шею, стараясь придать хоть немного мягкости этому поцелую, больше похожему на что-то лихорадочное.

Я не заметила, как мы переместились на землю. Только почувствовала, что под затылком больше нет коры, и что я нахожусь не в вертикальном положении, а в горизонтальном — я лежала на траве, и Грэй опустился сверху.

Когда юбка платья поползла вверх и вечерний воздух коснулся ноги, обжигая её холодом, а затем там очутилась горячая ладонь Грэя, которая двигалась всё выше и выше… в тот момент я, кажется, растеряла все мысли, потому что внутри словно завязался узел, и его нужно было срочно развязать…

Но Грэй вдруг остановился. Навис надо мной и, прислонившись своим лбом к моему, простонал:

— Нет. Нельзя. Ронни, нет…

Я молчала несколько секунд, не понимая, что происходит, почему он остановился, но затем…

Конечно. Ну как можно… со мной… Я ведь страшная жаба, как я могла подумать, что меня можно так страстно целовать?

Будто холодной водой окатило…

— Ронни, нет… — зашептал вдруг Грэй, касаясь ладонью моей щеки. — Нет, всё не так, не думай… Я просто… О Дарида, Ронни, у меня четыре с половиной года не было женщины! И Лил… Я не могу! Всё время такое чувство, будто я предаю её. Я просто… Ронни, ты самая лучшая, но я не могу… Я люблю её…

Наверное, я могла бы сказать: «Она умерла», но почему-то не стала этого делать. Отпихнула от себя Грэя, встала с земли и, поправив юбку, прошептала:

— Пойдём домой.

Пару секунд Грэй молчал, и я слышала только его тяжёлое дыхание. Я думала, он ещё что-нибудь скажет, но нет — он просто зашагал по направлению к мастерской, стараясь не смотреть на меня так же, как я старалась не смотреть на него.