Она была так не похожа на ту Лирин, что он оставил в Арронтаре восемьдесят лет назад. Или думал, что оставил. Ведь та Лирин, которая всё это время жила у него в голове, никогда не стала бы жертвовать собой во имя брата-горбуна, она ведь его ненавидела.

— Всю свою жизнь я гадал — почему именно я, Лири? Почему Арронтар выбрал меня для того, чтобы снять проклятье? Ведь Аравейн говорил мне, что были и другие оборотни. Их было много, очень много… Так почему я? Сегодня ночью я понял. Арронтар выбрал не меня. Он выбрал тебя.

Она по-прежнему не шевелилась, и Нарро продолжил:

— Только оборотень может снять проклятье. Но как я мог им остаться, уехав отсюда? Никак, пока оно действует, это невозможно. Возможно только при одном условии. Амулет Рональды — это амулет сердца, связь, необходимая для того, чтобы остаться волком. Она создала эту связь сама. Но я ничего не оставлял в Арронтаре. Никаких амулетов, ничего… Кроме тебя.

Лирин молчала.

— Я не потерял силу, потому что ты ждала меня. Ты сама стала Сердцем Арронтара, связью между лесом и оборотнем. Поэтому ты превратилась в анта — отдала силу лесу.

Сестра по-прежнему не отвечала, и Нарро вдруг осознал, что она сидит на подоконнике почти голая, да ещё и босиком… Замёрзнет же.

Он шагнул вперёд, прикоснулся рукой к её подбородку, заставив посмотреть на себя… И отшатнулся.

Глаза…

Они были голубыми. Совсем как в детстве.

Он опоздал. Глаза оборотня возвращаются к первозданному цвету только перед смертью.

Опоздал…

Нет, нет. Ещё не поздно. Не может быть поздно, нет. Не может быть!

Нарро подхватил Лирин на руки и отнёс на диван. Укутал пледом — о Дарида, какая же она ледяная! — сел рядом и обнял, пытаясь согреть. Но даже чистый Свет не помогал, он просто просачивался сквозь тело Лирин. Так всегда бывало с умирающими, и Нарро знал это.

— Лири…

Она не улыбалась и не двигалась. Просто смотрела на брата, будто впитывая в себя его черты, стараясь запомнить их. Она хотела сказать ему, чтобы он не грустил, ведь ей впервые за последние восемьдесят лет не было больно. Наоборот — она ощущала лишь небывалую лёгкость. Арронтар отпускал её.

Но она не могла ничего сказать. Не хватало сил.

Да и держать глаза открытыми больше не получалось…

— Лири… Нет! Лири, пожалуйста…

Нарро гладил её лицо, целовал щёки, вливал Свет… Но всё было бесполезно. Она уходила.

Он достал руку сестры из-под пледа и сжал ледяные пальцы.

— Лири, ты слышишь меня? Пожалуйста, только не сейчас. Я очень люблю тебя. Очень, слышишь? Я всегда любил тебя. Я любил тебя в детстве, ты была такой милой маленькой девочкой с глазами цвета неба. Я любил тебя, когда ты гнала меня по деревне с булыжниками. Я любил тебя, когда пятьдесят лет жил там, в Снежной пустыне. Я люблю тебя и сейчас, ты слышишь? Только не уходи!

Лирин хотела ответить, что слышит. И что она тоже всегда любила его — и как Дэйна, и как Нарро. Ведь имя не важно… И она любила его больше всего в жизни.

— Арронтар, помоги мне. Помоги, прошу. Я не могу её потерять. Только не сейчас! Пожалуйста, помоги.

Лес за окном шелестел листьями, и в этом шелесте Нарро услышал:

— С-с-с-сам…

Дартхари сжал зубы.

— Я не могу сам! Не получается… Она уходит, помоги же мне!

Окно распахнулось так резко, что оба стекла разбились, ударившись о стены, и в комнату влетел ветер.

— Ду-у-у-ума-а-ай! — завыл он, раскидывая по полу бумаги с письменного стола Лирин. — Ду-у-ума-ай! Я де-е-ержу-у-у!

Думать? Он восемьдесят лет не мог догадаться, неужели он может придумать что-то сейчас?!

Да. Сможет.

— Сила, — прошептал Нарро, целуя лоб сестры, — она так переменчива. Сегодня её нет, а завтра есть. Иногда она дремлет в нас самих, Лири… Или переходит в тех, кого мы любим. Перетекает. Уж за столько-то лет в меня много перетекло благодаря тебе. И твоей силы, и силы Арронтара. Поэтому я и стал Вожаком, непобедимым дартхари… — Он улыбнулся. — Хочешь часть моей силы?

… Оборотни верили, что часть силы перетекает из более сильного волка в более слабого во время близости.

Так оно и было. Вот только близость бывает разной. И в своём стремлении быть сильными и красивыми сородичи Нарро забыли о том, что у одного и того же слова может быть несколько смыслов.

Лирин была его близкой. Самой близкой…

И Нарро лишь возвращал ей то, что она когда-то ему подарила. От него не убудет. Как ни странно, когда делишься силой подобным образом, собственная не уменьшается.

И он чувствовал, как теплеет тело Лирин, наполняясь тем, что так ценили его сородичи. Она молодела, с лица медленно стирались морщины, губы становились красными, а щёки — нежно-розовыми. И волосы… Они густели, разглаживались и блестели, как настоящее золото.