Я вылетела в окно, но так и не поймала Розамунд. Хотелось разбить фотоартефакт и расцарапать ей лицо. Но она растворилась гадким полтергейстом. В своей комнате она тоже не ночевала. Похоже, воспользовалась порталом для быстрого перемещения. Я боялась помыслить, куда именно…

Только вечером на зеркале в купальне появилась надпись помадой: «Задание засчитано, милая фрейлина». Но травля не прекратилась. Стало только хуже.

Уже на следующие сутки в «Тимарском сплетнике» на первой полосе красовалась фотография моего поцелуя с подписью: «Падение нравов на Магфорте! Тайным любовником Элли Агасси оказался загадочный преподаватель Иртон Флейм. Домогательства в стенах академии?»

Похоже, Розамунд с самого начала выполняла поручение отца и теперь на потеху публике добыла для него свежую сенсацию про род Агасси. И я почти добровольно стала соучастницей.

«Катастрофа!» – поняла я, представляя, как Иртон будет объясняться перед ректором. Судя по слухам, его действительно вызвало руководство. Возможно, теперь я навечно разрушила его репутацию и как преподавателя, и как спортсмена. Да и как возможного жениха другой девушки. Ведь это пятно на имени рода: преподаватель пристаёт к студенткам на отработках. Так всё представил «Сплетник».

С тех пор мне постоянно хотелось убить Розамунд, но эта говорящая поганка старательно избегала меня, делая подлости исподтишка. Я мечтала утопить её в море! Тогда бы про меня, пожалуй, вышла более интересная статья. Последняя перед казнью.

Впрочем, у глупой слабачки не хватило бы духу совершить нечто подобное. Я пряталась ото всех, скрываясь в нишах коридора, запираясь на долгое время в купальне или забиваясь в потайные уголки парка. И покорно терпела насмешки как наказание за вынужденное сотрудничество с Розамунд.

А с Иртоном я больше не разговаривала. Мы и не смотрели друг на друга, пересекаясь лишь на занятиях. Только один раз он подошёл ко мне и тихо спросил:

– Элли, в чем дело? Я стал тебе противен?

– Дейн Флейм… Пожалуйста, не мучайте меня, – всхлипнула я, убегая с полигона. – Дело не в вас, а во мне!

– Ага, дай угадаю: всё из-за того розыгрыша? Эй, Элли! Хватит бегать от меня… Ладно, похоже, я должен кое-что проверить, – мрачно бросил он и вскоре пропал на неделю, якобы отлучившись по делам на материк. А я боялась, он уже никогда не вернётся. Что значили его слова? Как бы мне хотелось знать всю правду!

Но он не возвращался. Холодные дни тянулись, наполненные вязким отвращением к себе. И незаметно подошло время осеннего бала, куда рекомендовали явиться всем первокурсникам.

Обширный зал сиял тысячами огней, отражённых в начищенном паркете. Девушки кружились в роскошных нарядах. А я пришла в простом синем платье – на танец меня всё равно не пригласили бы. Чтобы не ловить сотни осуждающих взглядов, которые, возможно, только мерещились, скрылась за портьерой.

Я дышала на холодное стекло и рисовала на нём узоры. Меня душили слёзы: на этом балу все выглядели такими счастливыми. И вот сидела неудачница Элли Агасси.

– Проклятье! – разрыдалась я, прислоняясь лбом к раме.

– Смотрю, кто-то плачет за портьерой, а не танцует? Нарушение дисциплины! – вдруг раздался над ухом глубокий голос. Штору порывисто отдёрнула могучая рука Иртона Флейма, облаченного в ослепительно-белый фрак. Я вытянулась, точно солдатик, и пролепетала:

– Дейн Флейм! Я так виновата!

– Да в чём же?

– Это фото… Оно появилось в газете из-за меня. Розамунд заставляла выполнять свои поручения. Она шпионила за мной в тот день. Я должна была догадаться!

– Да, тебя подставили. Мы с ректором прижали эту Розамунд. Под видом игры в «королеву» и «фрейлин» она собирала компромат для новых сенсаций и стравливала жертв. Ничего, теперь она под угрозой отчисления и без фотоартефакта, – прорычал Иртон. – И ещё я наведался к её отцу, Фергюсу Тарли.

– Вы убили редактора?!

– Я не настолько дикий. Хотя Фергюс и правда сперва решил, что я сожру его – поговорить «по душам» я прилетел в истинной форме, – усмехнулся Иртон. – Я запретил ему трепать моё имя и фамилию твоей семьи, пообещав в противном случае разорить.

– Кто же вы, раз можете разорить столичную газету? – поражённо спросила я.

– Я-то… Ох, Элли! Моя фамилия вовсе не Флейм, а Лазэр, – виновато ответил Иртон. – И зовут меня Ирртен. Об этом знает только ректор. Да… Можно сказать, из-за меня все твои беды.

О нет! Как я не догадалась раньше? Созвучные имена были подсказкой. Теперь не осталось даже слёз – только желание бежать прочь. Я всё это время влюблённо смотрела на несостоявшегося жениха, на врага. Хотя почему – врага? Разве он оказался жестоким уродом? Разве он убил дядюшку? Нет. Я повелась на злые слухи о нём, словно не знала, как они бывают лживы.

– Значит, вы прибыли, чтобы забрать меня в Дакхарту? – поникла я.

– Нет, Элли. Я прибыл ради знакомства с тобой. Стало любопытно, что за смелая девушка пошла против воли семьи, – повеселел Иртон. – Хотя моя мать, конечно, негодовала: после твоего побега она предлагала найти другую невесту.