От страха в голове чуток помутилось. Я вскочила на кровати во весь рост и пронзительно завизжала. Потом подумала, что самое время упасть в обморок, но с треском распахнулась дверь в спальню и на пороге возник взлохмаченный Ричард.

– Виола, что случилось? – воскликнул он.

Трясущимся пальцем я указала в сторону подоконника.

– Отец нашелся! – проскрипело кашпо.

– Оно живое? – не веря своим глазам, переспросил опекун, а потом с самым решительным видом сделал шаг в комнату.

Мухоловка резко открыла игольчатую пасть. Раздалось агрессивное шипение.

– Сожру! – рыкнул горшок, скорчив страшную рожу под стать ощеренной цветочной башке.

– Шею сверну, – процедил Ричард.

– Мама, спаси! – заверещал горшок фальцетом и, обнаружив две тонкие ножки с утиными лапками, норовисто соскочил с подоконника. – Дядя, не надо! Не убивайте!

Оживший кошмар садовника бросился наутек. Утекать, правда, в спальне было особенно некуда, поэтому он кинулся под ноги Ричарду. Сдавленно ругаясь и демонстрируя на зависть красивые па из польки, тот заскакал на месте, но кровожадная мухоловка успела цапнуть его за шелковую пижамную штанину. С клоком ткани в клыках, сноровисто перебирая тонкими ножками, цветок ринулся к распахнутой двери.

– Стоять! – выкрикнула я и слетела с кровати.

В прямом смысле слова «слетела». Нога запуталась в одеяле и, взвизгнув, рыбкой я нырнула вниз.

– Виола, осторожно! – воскликнул Ричард, подхватывая меня на руки.

Мы замерли, ошарашенные внезапными объятиями. Я крепко прижималась к твердой груди опекуна, чувствовала тепло, исходящее от его тела. Сердце вдруг затрепетало, дыхание перехватило. Обнаружить, что господин Ховард не просто какой-то опекун-изверг, лишающий меня мечты о собственной цветочной лавке, а мужчина с сильными руками, умеющий прижимать к себе так, что кружится голова, оказалось ошеломительно и стыдно.

– Давайте его догоним, – прошептала, к собственному смущению остро чувствуя, как горячие ладони умело и уверенно сжимают мою талию.

Стараясь не встречаться глазами, мы отстранились друг от друга, а потом и вовсе отошли на шаг, во избежание неловких недоразумений.

В коридоре вдруг загрохотало. Переглянувшись, мы ринулись вон из спальни на спасение мухоловки и дружно остолбенели, удивленные открывшимся беспорядком. Цветочное недоразумение в говорливом кашпо, раззявив пасть и размахивая листьями, зигзагом неслось по коридору. Следом с оголтелым видом скакал дворецкий в полосатой пижаме, с сеточкой на волосах и со шваброй руках.

Увидев нас, перекрывших двери спальни, страшилка резко вильнула и со звоном вмазалась в стену. Она замерла, не шевелясь. Башка на длинном стебле истерично тряслась.

Тяжело дыша, дворецкий выставил вперед себя швабру и проблеял:

– Я услышал крики, а потом увидел это! Уходите, хозяин, я вас защитю… защищу… спасу от страшного монстра!

– Плохие вы, – проскрипела мухоловка, вернее, горшок с мухоловкой, – уйду я от вас.

– Оно говорящее, – пробормотал дворецкий, закатил глаза и рухнул в обморок.

В общем, день в особняке начался очень рано и выдался неспокойным. Мухоловку я нарекла Патриком, в честь козла, живущего в пансионе, но все подумали о несуществующем женихе. Зубастое чадо ходило за мной хвостиком и шипело на горничных. Жутковатое зрелище!

Когда привезли злополучные клематисы, любящие тепло и простор, пришлось кадку с кустом поставить в угол столовой. Патрик немедленно налопался горьких соцветий и едва не скончался.

– Да как же цветок может есть цветы? – ругалась я, приводя беднягу в чувство.

Он выплюнул пережеванные фиолетовые лепестки и притворился немым.

Вечером мадам Тельма привезла в особняк купленные наряды и пяток свадебных платьев, упакованных в матерчатые чехлы. Примерку решили устроить прямо в гостиной. По этому случаю поставили высокое напольное зеркало, чтобы будущая новобрачная рассмотрела себя с ног до головы. И пусть мерить ненужную вещь не возникало желания, отказаться я тоже не могла. Невеста обязана выбрать самое главное платье в своей жизни.

Под оханья приехавших вместе с хозяйкой ателье белошвеек я втиснулась в белый кружевной наряд, открывающий плечи. Позволила подвести себя к зеркалу.

– И фата, – добавила госпожа Тельма, водружая мне на голову венок с пышной белой вуалью. – Идеально! Господин Ховард будет ослеплен, когда встретит вас у алтаря.

– К счастью, слепота ему не грозит. Господин Ховард мне не жених, – пояснила я, радуясь, что, в отличие от прошлого раза, теперь-то меня внимательно слушают. – Он мой опекун.

– Ой, да бросьте, милочка, – фыркнула хозяйка ателье, оправляя на мне пышную атласную юбку. – В этом году провалилась ярмарка невест. Пустой сезон. Все приличные холостяки женятся на своих подопечных. Поверьте, вас никто не осуждает. Вы, так сказать, даже на пике моды.

– Но мы не на пике… – отчаявшись донести до женщины правду, вздохнула я.