Что бы за этим ни стояло: решила порезать себе вены над водой или проклясть на крови и воде обидчика, Рэндалл решил вмешаться. Он вышел из ивняка, когда красотка зажмурилась и крепко сжала рукоять. Услышала шаги, дернулась вперед, Рэндалл за ней, поймал одной рукой ее запястье, другой обхватил за талию – и мостки подломились. Нож полетел на землю, а они вместе в пруд. К счастью, там было всего лишь по пояс. Девица взвизгнула.

– Будешь кричать, сюда пол-университета сбежится, – честно предупредил Стэнли. – Застанут прямо так. Я на тебе, если что, женюсь, но, судя по жемчугам, твой отец рад не будет.

Девица посмотрела на него в упор. Зацепила внимательным взглядом вышивку старшего на мантии.

– Я Эния Магуайр. Это считать предложением руки и сердца?

Рэндалл неожиданно смутился:

– Руки точно. Нам надо выбраться из воды. А там посмотрим.

* * *

Они вошли под своды зала испытаний, как маленький отряд, вступивший на поле боя против целой армии. За столом, где обычно профессор Доэрти готовил зелья для сна, расположился магистр Эремон. Перед ним стояла миска пирожков. Его ученик сидел в первом ряду на преподавательской скамье с пером и бумагами.

– Проходите, не толпитесь, здесь точно хватит места. Сегодня в таверне восхитительные пирожки с сердцем. Кабы не наша беседа, я бы точно не смог от них оторваться. А потом думаю – зачем отрываться, если можно взять их с собой. Угощайтесь! Еда способствует взаимному доверию.

Было сложно сохранять суровую бесстрастность. Аодан подумал и первым взял пирог. Какую же игру затеял магистр Эремон? Хочешь не хочешь, а играть придется.

Эремон обвел взглядом напряженных студентов и остановился на Эпоне. Ее совершенно каменное лицо выдавало крайнее внутреннее напряжение. Почему-то юные считают, что именно так можно скрыть эмоции. А ведь скрывать их куда сподручнее за улыбкой. И легкой болтовней. У принца должно получаться – но не сейчас.

– Я уже выслушал вашего брата, но мне интереснее, что скажет сестра. Девицы порой куда наблюдательнее юношей. Леди Горманстон, вы же общались с пропавшей?

– Хотели сказать, преступницей? – голос Эпоны звенел на грани грубости.

Инквизитор устало вздохнул и ответил жестко:

– Не читайте моих мыслей в своей голове. Это дурная привычка, недостойная вашего ума.

Щеки Эпоны вспыхнули. Внутренний вихрь чувств пробивался наружу.

– Да, я не раз говорила с Эшлин. Она многое не понимала в нашей жизни здесь. Никому не делала зла. Я скорее поверю, что мой брат убил кого-то, чем она.

Эремон кивнул каким-то своим мыслям и перевел взгляд на Эдварда.

– А что скажете вы, Эдвард Баллиоль?

Эдвард встрепенулся, как воробей, которого окатило водой с крыши:

– Она никого не убивала! Это ей грозила опасность. У меня чутье на людей…

– Поэтому сейчас рядом с вами Аодан, сын Дугала Головореза?

Эремон успевал каким-то образом смотреть на одного и на всех сразу. На то, как потяжелел взгляд Эпоны, как Эдвард еще больше вспетушился, а рука Кхиры ласково накрыла широкую ладонь Аодана, призывая того к спокойствию. Впрочем, он и был здесь самым спокойным, потому как бывал на допросах похуже.

– Именно поэтому! – отразился от древних стен зала испытаний возмущенным эхом голос Эдварда Полведра. – Он даже среди разбойников сохранил душу чистой, вот и Эшлин…

– Кто еще здесь способен к ясновидению настолько, что видит души насквозь? – прервал его Эремон.

Беспокойство Аодана нарастало, тот улавливал, что их специально провоцируют, ждут оговорки, за которую можно уцепиться. Но лгать инквизитору в лицо никто не решится. Почему же он не задает вопрос прямо? Хочет уберечь их от невозможного выбора?

Вдруг со скамьи поднялась Мавис:

– Мы все вместе были. В склепе. Я там прибиралась после всего. Мне помогали. Никто не был у грота. И не слышали ничего, магистр инквизитор. И не знаем.

Это снова была очень большая для нее речь. И раньше она никогда не заговаривала первой.

– Спасибо, девица Десмонд. Вы хороший друг. Надеюсь, это ценят.

Студенты бросали на Мавис тревожные и благодарные взгляды. Эремон снова довольно кивнул чему-то своему:

– А что ты, Аодан, сын Дугала, скажешь о сбитых железных кандалах на месте побега ши? Мастерски сбитых. Тем, кого железо не жжет и кто с ними знаком не понаслышке?

Повисшей острой тишиной можно было порезаться. Аодан от внимания инквизитора на мгновение замер, а потом вдруг расслабленно оперся спиной на спинку скамьи, склонил голову и усмехнулся, будто они беседовали за кружкой пива:

– Скажу честнее честного, что тут хрень какая‑то творится. Может, и вам интересно будет. Вот мы в склепе Дойлов были, так я своими глазами видел, как двое наших себя чужими именами называют, вроде как друидскими, и про убийство в пещере рассказывают. После такого я во что хотите поверю. Даже в то, что грот у ректорского дома лепреконы пьяные раскатали. Одно скажу, чем хотите поклянусь: я этих камней не трогал. Зачем мне стенку ломать? Я бы замок дверной вскрыл. По-тихому.

Упоминание друидов инквизитора насторожило. Он нахмурился и взялся привычно катать в руке каштан.

– Кто же из вас называл себя именем друида?

– Я, – одновременно сказали Эдвард с Эпоной и переглянулись.