– Ласар, – позвал магистр Эремон. – Ты хорошо учил историю инквизиции. О чем тебе говорят имена Филитиарна и Нуаллана?

– Филитиарн. Нуаллан. Каллахан. Фергус. И младший, Брадан. Так звали пятерых убитых в пещере у большой ольхи на Самайн. Закат круга друидов, – отчеканил Ласар, отложивший перо. – В их смерти обвинили сам круг, как и в человеческих жертвоприношениях вообще. Хотя тот же Томас Лермонт считал, что эта загадка осталась не раскрыта, а человеческих жертвоприношений не было в обычае. Но, по-видимому, он сам имел посвящение друида, так что его слова разумно ставили под сомнение.

– Верно. С этой истории началось кровавое уничтожение друидов нашим основателем Даймондом Неспящим и королевским советником, чье имя в хрониках не сохранилось. – Эремон встал и задумчиво прошелся взад-вперед. – Профессор Дойл изучал память. Профессор Дойл… огам, язык друидов… пещера у ольхи… «ольха станет вратами для людей, и для того нужны пятеро»…

Он обвел взглядом студентов и остановился особо на Эпоне, приподнявшейся с места:

– Говорите, леди Горманстон.

– Память, – выдохнула Эпона почти шепотом. – Это память прошлой жизни. Он искал одно, искал способ возвращать любое воспоминание – а нашел намного большее. Так может быть, магистр Эремон?

Эремон кивнул:

– Вы действительно очень умны. Есть теория о том, что люди могут рождаться вновь, особенно когда их души не окончили путь знания, долга или сильной привязанности. Их память возвращается, пусть не сразу и чаще всего не вся. Есть также понятие узла судьбы, или, в просторечии, пути малиновки – когда через много лет после некоего события такие вот заново рожденные, объединенные общей памятью, собираются вместе. Чтобы повторить или, напротив, предотвратить нечто. Малиновка, согласно легендам, направляет душу на новый путь. Но довольно теории. Есть ли среди вас кто-то еще, чья память хранит осколки чужой?

Аодан, Кхира и Мавис могли только покачать головой.

– Что ж, прежде чем я запишу все подробно и задам вопросы по ходу вашего рассказа, давайте преодолеем еще одну небольшую сложную историю, которая меня беспокоит. Девица Десмонд, поговорим наедине или у вас нет тайн от друзей?

Мавис покраснела, встала, снова села:

– Нет у меня. Тайн.

– Ну что ж. Нам стало известно, что ваш отец, Уоррен Десмонд, в день вашего отъезда в Дин Эйрин упал с лестницы так неудачно, что до сих пор может лишь лежать и сидеть – за ним ухаживают слуги. Соседи утверждают, что ваши с ним отношения оставляли желать лучшего. Не расскажете, что именно случилось?

Мавис снова встала. Помолчала, крутя пальцами край вязаной шали. Сама вязала.

– Я же не от него, – сказала она спокойно, глядя в пол. – Я от ши. Он знал. Терпеть меня не мог. Мама с ума сошла. Давно. Я ее здоровой не помню. Вот. В тот день, когда меня в Дин Эйрин позвали, он сказал, что отправит маму в Бетлем. И что рад от меня избавиться. Ну, другими словами, понятно.

Она помолчала. Все молчали.

– А я и подумала – он правда ее отправит, и мама там умрет. Там плохо, в Бетлеме. Он на лестнице стоял. Я внизу. Я замахнулась вроде как и крикнула – нахрен пошел, нахрен. У нас конюх так ругался. Он ко мне добрый, конюх. Вот. Лестница тогда проломилась сразу в трех местах. Отец… ну он упал в пролом. Конюх прибежал, мамина служанка тоже. У нас мало слуг. Я все сама делала.

– И вы уехали, убедившись, что ваш отец – будем так его называть – в достаточной мере потерял здоровье, чтобы в доме заправляли слуги, а слугам вы доверяете? – уточнил почему-то Ласар. Он говорил сейчас очень похоже на своего учителя.

– Ну да, – кивнула Мавис. И села.

– Правильно сделали, – сказал Ласар. Студенты закивали. Эремон чуть улыбнулся:

– Что ж, благодарю за откровенность. Я думаю, позже мы сможем немного помочь вашей матери и навести в вашем доме порядок. Но это будет после Самайна. Понимаете, почему?

– Потому что Самайн мы можем не пережить, если сейчас ничего не сделать. Как не дожил до него профессор Дойл, – резко сказала бледная Эпона.

– Вы правы. Но мы постараемся переиграть прошлое, – Эремон обвел студентов взглядом. Расслабились. Отлично.

– Как скоро можно и насколько сложно связаться с Эшлин, чтобы предупредить ее? – спросил он быстро.

– А мы точно не знаем, куда пэйви поехали! – радостно ответил Эдвард Баллиоль. Оценил направленные на него взгляды и немного смутился: – Ну что? У меня ж чутье. Магистр Эремон – он на нашей стороне!

* * *

Эшлин редко видела сны. Ши владели искусством засыпать быстро и глубоко, просыпаясь с солнцем или раньше полностью отдохнувшими. Сны приходили либо знаком тревоги, болезни или любви, либо предупреждением, либо в дни переломов года с особым ритуалом.

Этот же пришел непрошеным, прокрался самым темным предрассветным часом. Вот только что тревоги отступили перед мягкой черной ночью, но сквозь нее проявились странные ощущения, как свет фонаря сквозь одеяло, которым укрыт с головой.