Он сказал это и посмотрел на Брендона. И Брендону вдруг показалось, что на груди лежит что-то небольшое, теплое, греющее изнутри искорками… как рассказывала Эшлин. Ощущение появилось и исчезло – не поймать прикосновение то ли памяти, то ли сна.

– Он гений, хоть и чудовище, – продолжал Гьетал. – Он создал из всей этой силы петлю времени, связав ею ферн, как связывают венок лентой. Но просуществовала петля всего четыреста лет – и ему показалось мало. Думаю, что сейчас он хочет повторить ритуал, навсегда разрушив связь миров, чтобы больше никто из старейшин не пришел сюда и не заставил его держать ответ за преступления. Каждый, кто пойдет туда с ним, окажется в опасности. У него сейчас нет столь сильных магов в запасе, но есть один из нас, брат Эшлин. И те, кто открыл в себе память убитых друидов, тоже могут стать жертвами его планов. Память и ценна, и опасна.

Эпона подобралась, как перед боем. Брендон вздохнул:

– Я почти ничего не помню о том сне, кроме песни и темноты. И признаюсь, что до сегодняшнего дня считал теорию о возможности второго рождения души слишком… теоретической. Хотя и ши я тоже считал легендой, так что уже не боюсь новых открытий. Правда, хотелось бы их, в отличие от бедняги Дойла, пережить.

– Я не знаю, что придумал человек, о котором ты говоришь. Но могу проводить тебя по тропе памяти, мне для этого не надо особых сил. Правда, путешествие будет страшным. Ведь ты пройдешь через ту свою смерть и, когда вернешься, будешь помнить ее. Сам решай, хочешь ли ты жить с этой памятью.

– Так можно сделаться и впрямь бесстрашным. Если знать, каково это – умереть. И больше этого не бояться.

– Или сойти с ума.

– Инквизиция признала меня безумным, куда мне дальше?

Эшлин тревожно сжала его ладонь. Брендон улыбнулся и заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос. Так же, как когда-то, у костра, далеко отсюда. Или это был сон?

Гьетал велел отойти всем – даже Эшлин. Их с Эпоной тут же увела к костру Нелли. Умирать, даже понарошку, следовало одному.

Сейчас Брендон особенно ярко понимал, что старейшина ши – не человек. Пусть он был далек от полной своей силы, но от него веяло чем-то неотвратимым, как от стихии – грозы, метели или волны. Брендон смотрел в его глаза нездешнего зеленого оттенка, спокойные и тревожащие одновременно, как болотные огоньки, и ждал. Это начинающееся путешествие в сон было и похожим, и непохожим на такое знакомое испытание студентов в Дин Эйрин.

Глаза Гьетала стали зеленым зеркалом, и голос повел Брендона – назад, назад, назад, от мига нынешнего к самому рождению. Вот он видит маленького Финна, очнувшись на морском берегу, вот Гай Невилл режет ему руку, и боль проходит через все тело молнией, вот он бессилен защитить Эшлин от Горта. Дальше, дальше, быстрее… утро после ночи Осеннего Равноденствия, тепло губ Эшлин и запах волос… остановиться бы, но нет… быстрее, еще, еще. Неудавшийся ритуал и первая встреча… не замирай же, Брендон! Студенческая юность… еще, спеши! Детство… одуряющий запах сена, сметанного в стог, палящее солнце на макушке, и заросли колокольчиков с краю луга кажутся лесом. Мгновение вглубь – и вот его, закутанного в плащ, поднимают руки отца, он, малыш, тянется к застежке на плаще с синим камнем, и ее острый конец до крови впивается в палец – мама дует на палец, отвлекает, смешит, и он не успевает заплакать. Дальше, дальше… холщовый полог, сосновые доски потолка, скрип дверей, запах молока и лаванды от рук кормилицы… как славно поет за окном малиновка. Мир Брендона сузился до краев колыбели – и его окутала сонная, теплая, уютная, как кошачий бок, темнота.

Которая внезапно разорвалась обжигающей болью, холодом и страхом.

Теперь Брендон… нет, Брадан! Брадан чувствовал магические путы, стягивающие тело, веревки, впивающиеся в кожу, жесткие складки холстины на лице, края каменных плит под коленями. Он снова оказался в ледяном каменном мешке, пропахшем кровью, сыростью, мокрой ольхой. Он снова слышал песню, каждое слово которой стягивало невидимые оковы, не давая свободно вдохнуть.

Тот человек, Горт… он не был человеком, конечно же… он сказал, что знает, как открыть людям ферн. Что можно будет войти в мир ши в любое время, и учиться у них магии, и видеть сотворенную ими красоту. Это была ложь, которой они поверили. Теперь он убивал друидов по одному, закрывая дорогу ольхи надолго. Где-то там, в каменной пещере, будет светиться Кристалл той, что доверила саму душу глупому мальчишке. Она будет ждать его. И думать, что он ее обманул.

Любовь и ярость, две величайшие силы, помогли ему скинуть мешок с головы. Теперь он видел, как возвышается над распростертыми бездыханными жертвами назвавший себя Гортом. Брадан, ученик Катбада, продрался сквозь боль в стиснутых легких, набрал воздуха в грудь и запел. Песня даровала силы – песня круга друидов на Самайн. Она о том, что смерть неизбежна, но даже под самым черным небом новолуния мы помним – луна осветит мир снова, зима начнется и закончится, с весной придет жизнь, и никто не в силах этому препятствовать.