И ему показалось, будто подвешенный на ветви плюща под потолком пещеры Кристалл Эшлин – вот он, теперь он видел его отчетливо – отвечает ему, вспыхивает ровным ободряющим светом. Что его истерзанное магическими путами тело обнимают теплые руки, пахнет тимьяном и медом, и песню подхватывает девичий голос, и еще чьи-то голоса, один, второй, третий… или только казалось?

Горт нахмурился, глядя на то, как мальчишка-друид смеет так долго сопротивляться. Звенела песня под сводами пещеры, звенела песня в сердце Брадана. А потом Горт улыбнулся и взял бронзовый серп, что лежал рядом с чашей. Тот, которым срезали на праздник омелу и обрезали больные побеги и сухие ветки, кланяясь дереву. Тот, что разъединяет сущности и отделяет истинное от ложного. Страх стиснул сердце, но Брадан пел, глядя в глаза своему убийце.

Он будет петь, пока лезвие не коснется горла. И, уходя во тьму, захлебываясь кровью, он будет пытаться произнести имя той, которая его не дождется.

Песня захлебнулась, но малиновка на ольхе продолжила ее – как умела. Маленькая неуместная птичка пела весну, сопротивляясь грядущей зиме.

Брендон понял, что очнулся от собственного крика. Эшлин была уже рядом, в ее глазах отражался страх. Гьетал отошел, давая им побыть вместе, – все равно он хотел попросить у старших пэйви коней, и Эпона пошла с ним. Грело шерстяное одеяло, на которое Брендона уложили, но его сердце все еще сковывала ледяная память о смерти, и привкус крови во рту остался. Он смог немного приподняться и крепко-крепко прижать к себе Эшлин, намереваясь никогда в жизни больше не отпускать.

– Я не обманывал. Я люблю тебя. Прости, что так долго не мог вернуться, – он чувствовал, что снова не может дышать, но уже от еле сдерживаемых слез. Теперь он видел ее и своими глазами, и глазами мальчишки, у которого она была первой и последней любовью.

Он провел рукой по ее волосам, по медной фибуле – Брендон-Брадан помнил, как создавал ее под присмотром учителя Катбада. Ветер сдувал дым костра в их сторону, и было так легко свалить на него блеск в глазах.

– Я боюсь, что ты снова посмеешь умереть без разрешения, – прошептала Эшлин.

Почти касаясь губами ее уха, Брендон ответил:

– Пока горит огонь, льется вода, дует ветер, хранит твердость камень и глаза мои видят звезды, моя душа принадлежит Эшлин, дочери Каллена из рода Ежевики племени ши. Я поклялся в том и сдержу клятву. Знаешь, что написано на фибуле, которая у тебя в волосах?

– Нет, – она чуть улыбнулась, внутренне замирая. – Я так и не умею читать.

– «Огонь моей души».

– Ты все-таки приручил саламандру?

Вместо ответа Брендон поцеловал ее. Пламя костра добралось до сучковатых сосновых поленьев и с треском взвилось ввысь, рассыпая искры.

* * *

Огастус Бенн сидел за дубовым столом и с удовольствием налегал на жаркое в глиняном горшке. Каждый ярмарочный день был сокровищем для нищей братии, но выматывали они сильно. Тяжкий это труд – когда у тебя больше двух десятков непростых подопечных.

В этой таверне готовили сытно и просто, а дочь хозяйки давно намекала Огастусу, что какой-то видный мужчина может осесть в городе и остепениться. Но стены для того, кто привык к морским просторам, все равно что могила. Как там поется: «Пока можешь идти – иди. Пока сердце в груди, пока жизнь впереди, счастлив будь и назад не гляди».

Брендон подошел к нему и молча сел напротив. Отметив выражение его лица, хозяйка сама принесла кружку теплого вина. Она привечала нищих и ради Бенна, и из доброты, а те помогали ей по хозяйству. Огастус по привычке приглядывался, но молчал. Он любил, когда люди сами говорили то, что хотели, а не то, к чему он бы подтолкнул их вопросом.

– Я вернулся в Альбу и должен уйти – здесь мои близкие и мой враг. Я благодарен тебе за путь вместе и готов отплатить, как скажешь. И должен тебе вдвойне – потому что хочу забрать с собой мальчика. Финна.

– Привык, что у тебя есть сын, одиночка? – усмехнулся Бенн. – А есть кому позаботиться о мальчике?

– Я…

– Я хорошо вижу судьбы. Твоя судьба умереть в этот Самайн, – перебил Огастус, тщательно вытирая деревянную ложку.

Брендон побледнел, но не стал спорить.

– Есть. У меня есть близкие. Они не оставят Финна одного.

– Ты принес нам немало денег своим голосом, и я не попрошу выкуп. Вот что ты мне должен, если вдруг судьба передумает: исполни мечту Финна. У него должен быть паб. А теперь иди. У тебя очень мало времени.

* * *

Компания студентов шла к деревне невесело и медленнее, чем могли бы, – не везло с тропинками, мостик через ручей сгнил, пришлось обходить. Да еще и в роднике оказалось пусто. Оставалась надежда, что Эпона что-нибудь узнала.